из-за сочувствия, и он прекрасно пользовался этой свалившейся на него незаслуженной привилегией.
Тошка не сразу пошел в сторону Фила; он сначала добрел до клумб, где нашел Луну, которая полола сорняки.
Ему вдруг стало так приятно оттого, что он переборол свой страх общения и теперь мог легко подойти к Луне и начать разговор.
– Нормально. Спасибо тебе большое, что помог.
Луна продолжала усердно работать, стоя коленями на земле. Она не отрывала взгляда от цветов, словно этот разговор был ей крайне неприятен, отчего уверенность быстро покидала Тошку.
– Он прав, я виновата, я заслужила.
– Да он просто охренел! Я не думал, что Марк может ударить девчонку. Поверь, я прослежу, чтобы этого больше никогда не пов…
– Все нормально, – повторила девочка.
Луна молчала, и Тошка не стал больше спорить.
– Зато теперь мы хотя бы можем начать новые поиски.
Она отвлеклась от работы и, повернувшись к нему лицом, вытерла рукавом пот со лба. Тошка заметил ее красные от недавних слез щеки и распухшие глаза, но не стал заострять на этом внимание, чтобы не смущать девочку. Он перевел взгляд на экран своего телефона, где высветилось новое сообщение, и, прочитав его про себя, ответил:
– Допросим того, кто знает, как работает этот призыв и куда, по его мнению, попала Саша.
Тошка пожал плечами.
– Я это чувствую.
Глава вторая
За пятьдесят лет до
– Тетя Роза! Тетя Роза! – Данил кричал с надрывом, отчего его и без того тоненький детский голосок становился совсем писклявым. Парень жил в соседнем доме через дорогу и прибегал сюда каждое утро, как по расписанию, сразу после того, как съедал тарелку манной каши за завтраком. Сложив рупором руки у рта, он кричал, срывая глотку.
Из-за стоявшей этим летом сильной жары никто не закрывал окна сутки напролет, и это было ему на руку: не обязательно подниматься наверх по слишком высоким ступенькам, чтобы постучать в дверь, – достаточно просто погромче крикнуть.
– Тетя Роза! Тетя Роза!
Сначала из окна четвертого этажа на улицу вылезла тюлевая занавеска, затем ее убрала в сторону рука, а потом появилась и сама Роза в ситцевом халате в цветочек. Молодая черноволосая, с округлым лицом и большими, как два блюдца, глазами, она облокотилась на подоконник и поприветствовала соседского мальчишку.
– Привет, Данил.
Она не кричала, говорила спокойно, в полтона, так, словно парень был всего в метре, но ее прекрасно было слышно снизу. Разговор всегда был один и тот же: «Дима еще не выздоровел? Можно он выйдет на улицу?» – «Нет еще пока…»
Это «пока»… Оно всегда вонзалось в сердце ржавой иглой. Роза знала, что нет смысла произносить это слово, что оно даст ей очередную напрасную надежду, всплывая в памяти день за днем и мучая чувством вины. Но все равно произносила его каждый раз, через силу, через боль, совершенно невозмутимо и несмотря на то, что душа ее кричала от бессилия.
– Пока что он болеет, не может выйти, – сказала Роза.
– Но ведь на улице такая хорошая погода! – не успокаивался мальчишка. – Моя бабушка всегда говорит, что солнце и вода – лучшие доктора! А мы как раз собираемся с ребятами на озеро! Ну по-жалуй-ста! – жалостливо растягивал он слова.
«Ну зачем, зачем ты разбиваешь мне сердце?!» – хотелось крикнуть в ответ, но Роза этого не делала.
– Прости, Данил, сегодня никак, – отвечала она как обычно и исчезала за кружевным капроновым тюлем.
Парень стоял еще какое-то время с задранной головой, надеясь увидеть лицо друга на балконе, но там лишь слегка покачивались на бельевых веревках простыни и наволочки, высохшие еще три дня назад.
После появления Данила ей всегда нужно было прийти в себя. Роза возвращалась на кухню, ставила чайник, просто так, не собираясь пить чай; затем она начинала мыть посуду, протирать стол и точить и без того острые ножи.
Димка спал. Накачанный таблетками, сиропами, витаминами, весь насквозь пропитанный вонючими мазями, которые без конца тащили в дом соседские бабки и привозили родственники из деревни, он спал почти все время.
– Доктор приходил утром, сказал, что анализы чуть лучше, чем на прошлой неделе, что появилась положительная динамика, и мы это увидим через пару дней, – прижав слишком сильно трубку к уху, еле слышно говорила Роза со своей матерью, сидя в прихожей на табурете. Они болтали по несколько часов каждый день.
– Я приеду к вам на выходных, привезу варенье, яйца, молоко, творог, – скрипел старческий женский голос в динамике.
– Не нужно. Он на строгой диете, моло́чку сейчас нельзя, врач сказал, что может аллергия начаться, хотя у него никогда не было, но рисковать не стоит.
– А я тебе привезу, ты поешь.
– Как хочешь, главное, приезжай, мне одной так тяжело, места себе не могу найти. Вчера приходила Люба, ну та, из профсоюза, я тебе про нее рассказывала.
– Ну да, помню.
– Говорит, что у нее родственница – ведьма. И она может помочь.
– Не вздумай!
Роза прикрыла динамик рукой.
– Даже не думай! Лучше еще раз сходи в церковь и поставь свечку.
– В этой церкви уже лес моих свечей, – злобно прошипела Роза.
– Значит, иди в другую! Пригласи батюшку, пусть освятит квартиру. Но ни в коем случае не ходи ни к каким ведьмам! Ты совсем, что ли, из ума выжила? У нас в деревне жила одна… Пять лет тут наводила свои порядки. Из-за нее половина урожая постоянно гибла, а животные болели. Когда наш единственный священник узнал, что некоторые ходят к ней за помощью, сразу уехал. Мы чудом смогли выжить гадину, а его вернуть. Все это не от Господа! Только он может помочь, и врачи!
– Тогда что же они не помогают?! – Роза сказала это чуть громче, чем хотела. Сдавленное горем горло иногда не могло контролировать уровень громкости слов. Она на секунду закрыла рот рукой, затем вытерла полоску от слезы на щеке, высморкалась в платок и снова вернулась к прежней тональности: – Никто из них не может помочь. Вся эта положительная динамика – ерунда, моча в уши! Я же вижу, что ему хуже.
– А ты веруй! Веруй и держись! Мы в войну так и делали, и почти все выжили.
– Почти…
– Главное, не сдавайся. Я приеду к тебе на все выходные, помогу убраться, постирать. Погуляем, погода какая хорошая. Главное, ни к каким ведьмам не ходи, я тебя молю.
– Хорошо, не пойду.
Разговор продолжался еще какое-то время, пока часы с кукушкой на кухне не пробили полдень и не наступила пора идти забирать младшего сына из школьного лагеря, куда Роза записала его на весь июнь. Она уже попрощалась с матерью и собиралась обуваться, когда из-за стены послышался слабый, бесцветный голос:
– Мам, ты еще не ушла?
Каждый раз, когда он звал ее, ноги деревенели, и шаг становился неуклюжим. Она дотронулась до металлической
