Роберт Джордан - Запретный город Готхэн

Крик знакомого голоса, поднявшийся над общим гулом, проинформировал его, что, по крайней мере, Вормонд остался жив. Северянин оглянулся и в свете костра увидел бежавшую высокую фигуру. Это они! Мощно сложенное тело Брагхана. Огонь блеснул на стальном лезвии в его руке. Туранец был вооружен, а это означало, что они не являлись заключенными, хотя причину такой сдержанности со стороны диких иргизов, даже богатые знания северянина об этих людях не смогли объяснить.

За Конаном гнались не долго; спрятавшись в кустах, он слышал, как дикие иргизы гортанно переговаривались между собой, возвращаясь в лагерь. Этот отряд не будет иметь покоя всю эту ночь. Люди с обнаженной сталью в руках будут кружить около лагеря до рассвета. Подкрасться же снова и быть в непосредственной близости от туранцев на расстояние выстрела будет трудной задачей. Но теперь, кроме того, как убить их, северянин хотел выяснить, что, же так влекло предателей в Готхэн.

Бессознательно киммериец сжал руку на рукояти меча, вырезанной в форме ястребиной головы. Потом воин повернул лошадь обратно на восток и поскакал прочь с быстротой, на которую только смог принудить свое измученное животное.

Перед рассветом варвар обнаружил то, что и надеялся здесь отыскать — второй лагерь, примерно в десяти милях от места, где покоился Унгарф. Гаснущие костры освещали одну небольшую палатку и лежащие на земле, завернутые в плащи десятки мужских фигур.

Конан не стал подходить слишком близко; всюду, где только он мог видеть, были различимы движущиеся силуэты стреноженных лошадей, а также людей, обходивших лагерь, и, подъехав к зарослям деревьями, киммериец просто спешился и расседлал лошадь. Его конь начал жадно щипать свежую траву, а Конан сел со скрещенными ногами, прислонившись к стволу дерева и положив лук на колени. Киммериец сидел неподвижно, как статуя, преисполненный терпения, как вечные горы, на которых он был рожден.

Восход едва прояснился следами серости в темном небе, когда лагерь, обозреваемый Конаном, оживился. Тлеющие кострища вновь полыхали пламенем, а в воздухе поплыл запах жареной баранины. Жилистые мужчины в шапках из меха и кожаных куртках вертелись возле лошадей или присаживались у костра, выхватывая пальцами самые вкусные кусочки. У них не было с собой женщин, и только очень скупая поклажа. То, что они выехали в путь без припасов и тюков, означало только одну вещь. Это были грабители-уркманы.

Еще до того, как взошло солнце, они начал седлать лошадей, надевать доспехи и оружие. Конан выбрал этот момент, чтобы появиться перед ними, медленно двигаясь в их сторону.

Прозвучал сигнал, и в мгновение ока на него нацелилось много стрел.

Необычайная дерзость поступка удержала пальцы на тетивах.

Конан не терял времени даром, но и не давал знать, что спешит.

Предводитель банды вскочил на коня, когда Конан подъехал, останавливаясь прямо рядом с ним. Уркман — грабитель с крючковатым носом, дикими глазами и крашеной бородой посмотрел на него. Кочевник узнал Конана и его глаза вспыхнули красным пламенем. Видя это, его воины все равно не сдвинулись с места.

— Гонтар, — сказал Конан. — Собака, наконец, то я нашел тебя?

Гонтар дернул себя за рыжую бороду и взвыл, как волк.

— Ты сошел с ума, Конан?

— Это Конан! — со стороны воинов донесся возбужденный шум.

Бандиты столпились поближе, их любопытство на мгновение преодолело кровожадность. Имя Конан было известно почти всюду, и они обменивались сотнями диких россказней о нем, когда эти пустынные волки собирались вместе.

Что касается Гронтара, тот растерялся и украдкой взглянул на склон, с которого съехал Конан. Он боялся его хитрости почти настолько же, насколько и ненавидел — подозрение, ненависть и страх, что он сам был пойман в ловушку, сделало предводителя уркманов опасным и непредсказуемым, как раненная кобра.

— Что ты здесь делаешь? — спросил вождь кочевников. — Говори быстро, прежде чем мои воины не лишили тебя кожи.

— Я пришел, чтобы забрать старые долги.

У него, когда варвар спускался с горы, не было готового плана, но он был не особо удивлен открытием, что уркманами командует его личный враг. Это было не что иное, как просто необычное совпадение. Смертельные недруги Конана были разбросаны по всему миру.

— Ты глупец…

В то время, когда предводитель говорил эти слова, Конан наклонился в седле вперед и ударил Гонтара по лицу открытой ладонью. Удар прозвучал как щелканье кнута, а Гонтар зашатался и едва не выпал из седла. Он зарычал как волк и схватился за пояс, так ослепленный яростью, что заколебался в выборе между ножом и саблей. Конан мог убить его в это время, но этого не было в планах киммерийца.

— Держитесь подальше, — предупредил он воинов, даже не потянувшись за оружием. — Ничего против вас у меня нет. Это дело лишь между мной и вашим главарем.

Если бы это был кто-то еще, то это не повлекло бы за собой никакого эффекта; другой человек оказался бы уже наверняка мертв. Но даже самые дикие уроженцы этих земель смутно ощущали, что методы, эффективные против обычных людей невозможно применить к Конану.

— Взять его! — крикнул Гонтар. — С него следует живьем содрать шкуру!

Разбойники подошли ближе, на что Конан неприятно и язвительно рассмеялся.

— Пытки не уничтожат бесчестья, которым я покрыл вашего вождя, — сказал варвар насмешливо. — Люди будут говорить, что руководит вами главарь с лицом, отмеченным ладонью Конана. Как вы сможете стереть этот позор? Эй, да он зовет своих воинов, чтобы отомстили за него! Неужели Гонтар трус?

И снова уркманы заколебались, глядя на своего лидера. Его борода покрылась пеной. Все знали, что смыть такую обиду можно только убив унизившего врага в поединке. Среди этой волчьей стаи, человек, которому не посчастливилось быть заподозренным в трусости, был практически приговорен к смерти. Если Гонтар не примет вызова Конана, его люди наверняка послушают и замучают киммерийца к восторгу главаря. Однако никто не забудет об этом инциденте, и с тех пор его судьба будет предрешена.

Гонтар знал это, он понимал, что Конан втянул его в поединок, но, охваченного безумием, его не волновало уже ничего. Его глаза налились кровью, как у бешеного волка; уркман уже забыл, что подозревал Конана в сокрытии лучников за горным хребтом. Вождь забыл обо всем, кроме безумного желания навсегда потушить блеск этих диких, синих очей, которые издевались над ним.

— Собака! — крикнул он, выдергивая палаш. — Ты подохнешь от руки вождя!

Уркман ринулся как тайфун, с развевающимся на ветру плащом и мечом, мерцающим над головой, и Конан немедленно столкнулся с ним лоб в лоб в центре освобожденного для боя поля.