Гнев в ее ауре был ужасен, Джардир будто заглянул через край бездны Най.
– Я говорил тебе, что не убью друга. Как ты велела, я забрал Копье, но пощадил Пар’чина и оставил в живых перед лицом надвигавшейся ночи, дабы он принял смерть воина на когтях алагай.
– Пощадил? – повторила Инэвера, не веря ушам. – Кости ясно сказали: ты не займешь своего места, пока он не умрет! Во сколько тысяч жизней обойдется это «пощадил»?
– Займу свое место? – переспросил Джардир.
Слова всколыхнули что-то знакомое, и он обратил коронное видение в глубины памяти.
– Разумеется. Пар’чин.
– Не поняла.
– Ты солгала мне, когда сказала, что я – единственный возможный Избавитель. Я думал, ты скрываешь наследника, но это же Пар’чин, верно? Да кости ли посоветовали его убить, или ты рассудила сама?
Ей не понадобилось отвечать; он и так понял, что попал в точку.
– Не важно, – сказал Джардир. – Он жив и вызвал меня на домин шарум. Я принял вызов.
– Ты с ума сошел? – взвилась Инэвера. – Принял и даже не дал мне бросить кости?
– К Най твои кости! – прогремел Джардир. – Такова инэвера! Я либо Избавитель, либо нет! Алагай хора ничем не отличаются от счетов Аббана – орудия для просвещенного гадания!
Инэвера шикнула, и он понял, что зашел слишком далеко. Она могла лгать ему, истолковывая расклад, но искренне верила, что через кости говорит Эверам.
– А может, они правы, – уступил он. – Допустим, Пар’чин и есть шар’дама ка. В Лабиринте, когда он впервые воздел Копье Каджи, шарумы пошли за ним беспрекословно. За это Копье он пролил кровь и рискнул жизнью. Этим Копьем сразил сильнейшего демона из всех, каких знала Красия, – того, что оборвал жизнь тысяч даль’шарумов. Это он, а не я нашел священный город Каджи.
– Ты наследник Каджи, – возразила Инэвера.
Джардир пожал плечами:
– Когда Каджи завоевал зеленые земли, он взял себе в жены северянок. Я прозревал его кровь в жилах жителей той же Лощины Избавителя. Спустя три тысячи лет сын Джефа может оказаться таким же наследником Каджи, как и я.
Инэвера спрыгнула с ложа и обвила Джардира руками:
– Нет. Я отказываюсь верить. – И она не шутила. Он видел, что ее воля не допускает даже подобной мысли. – Это ты. Это обязан быть ты.
Джардир обнял ее и кивнул:
– Я тоже так думаю. Но должен убедиться. Ты понимаешь, дживах ка? Я должен быть настоящим, иначе кровь у моих ног пролита зря.
Осень 333 П. В.– Объясните мне еще раз: почему вы думаете, что это не ловушка? – спросил Тамос, когда они оставили позади лесорубов и «деревянных солдат» и направили коней вверх по крутому скальному склону.
За графом следовали Лиша и Уонда, сопровождаемые Рожером и Аманвах, а замыкал процессию Гаред. Ренна ехала справа от Арлена, граф – слева.
– Ваши разведчики сами же подтвердили: там всего восемь человек, и среди них женщина и старик, – сказал Арлен.
– В засаде могут прятаться и другие, – фыркнул Тамос. – Разведчики докладывают и о том, что милей южнее у них разбит лагерь, полный людей.
Арлен указал на скальный склон, холодный и голый, по которому восходила всего одна узкая тропка.
– Где же им спрятаться, ваша светлость? Свалиться с неба? Тамос надулся, и Арлен понял, что чересчур унижает его перед Лишей, Гаредом и остальными. Если и дальше так пойдет, граф превратится в помеху единственно из желания показать силу.
– Я знаю Ахмана Джардира, ваша светлость, – продолжил Арлен. – Он скорее бросится со скалы, чем нарушит домин шарум.
– Не он ли ударил тебя в спину? – спросила Ренна.
– Образно говоря, – буркнул Арлен и раздраженно на нее покосился. Она ухмыльнулась, и его чуть не разобрал смех. – На самом деле у него есть ядра посмотреть мне в глаза.
– Сразу полегчало, – пробормотала Ренна.
Арлен видел, что не убедил Тамоса. Он вздохнул и понизил голос:
– Ваша светлость, вам не обязательно рисковать. Еще не поздно повернуть назад и прислать вместо себя Артера или инквизитора Хейса.
Он, конечно, не хотел прогонять графа, но сомнения в сиятельной отваге сработали там, где провалились другие ухищрения. Тамос выпрямился в седле, и его аура вновь стала ровной и уверенной.
– Надо бы всем повернуть назад, – проворчала Лиша. – Это варварский обычай. Набор бессмысленных правил для якобы цивилизованного убийства.
– Нет никакого убийства, если второй о нем знает и тоже хочет тебя уничтожить, – возразил Арлен. – И смысл в этих правилах имеется. Положено семь свидетелей, а потому все заинтересованные увидят исход собственными глазами. Удаленное место, где трудно устроить засаду. Схватка перед закатом, после которого люди откладывают разногласия и становятся братьями, – это чтобы принудить свидетелей к миру, когда все кончится.
– А цивилизованностью все равно не пахнет, – не уступила Лиша.
– Ты предпочтешь, чтобы погибли тысячи? – спросил Арлен. – Пока люди жрут, срут, стареют и умирают…
– …нам никогда не стать цивилизованными, – договорила Лиша, чем удивила его. – Не цитируй мне философов, если собрался заставить друзей и родных смотреть, как вы двое калечите и убиваете друг дружку.
– Тебе тоже не обязательно ехать, – заметил Арлен. – Пришли Дарси Лесоруб, коли так невмоготу.
– Ох, да заткнись! – огрызнулась Лиша.
Джардир наблюдал за восхождением землепашцев по склону. Как и предсказывала Инэвера, они привели с собой Лишу Свиток, его дочь и новоиспеченного зятя, а также своего принца, который предъявил претензии на племя Лощины. Это хорошо. Это упростит дело, когда Пар’чин падет; вдобавок Джардир, несмотря на письмо Аманвах, задохнулся от удовольствия, едва увидел Лишу после шестинедельной разлуки.
Он присмотрелся к вождю землепашцев и, невзирая на перемены во внешности, узнал своего аджин’пала. Манеру держаться в седле, его осанку и внимательный взгляд. Джардир тоже всегда ощущал себя в безопасности в обществе землепашца; всегда знал свое место в его душе.
«О, брат мой! – скорбно подумал он. – Поистине Эверам испытывает меня, если я должен убить тебя дважды».
Землепашцы спешились и привязали коней с другой стороны скалы от скакунов красийцев. Джардир и его семерка выступили навстречу, повернулись спиной к зияющей пропасти.
– Давно не виделись, Пар’чин, – произнес он, когда землепашцы приблизились.
При свете дня он не мог читать в сердце Пар’чина, но уловил в аджин’пале силу, сдерживаемую волей мастера шарусака. Копье у сына Джефа было красивое, меченое, но из обычных дерева и стали, без потайного могущества Копья Каджи.