не захочет. Не будет восстаний больше в Польше.
И эту же воспитательную меру и на французах применить. А то они через сорок лет решат на Крым напасть. Отомстить русским. Вот сто процентов, если у них в 1814 году сотне тысяч, тех, кто воевал в России, и умудрился домой вернуться, кисти отрубить, то никакой «Крымской войны» не будет. Века будут помнить о нищих безруких, сидящих сотнями у всех соборов в Париже и других крупных городах. Ни один больше в Россию не попрётся, да и Наполеон этот второй или третий будет о них помнить. Кстати, и Наполеону первому тоже кисти отчекрыжить. Чтобы всем императорам и прочим королям пример иметь перед глазами, что бывает с теми, кто к России руки загребущие тянет. И время от времени провозить по городу в напоминание. И ни в коем случае не отдавать англичанам, которые его травить будут. Зачем? Дебилы. Должен примером служить поражения, а не знаменем быть. Ходить на цепи по городу в мокрых и обгаженных штанах и говорить всем, не ходите, соотечественники дорогие, воевать в Россию, они варвары, вона чё со мной сделали. И с вами то же самое сделают.
Эх, жаль Александр на такое не пойдёт. Рыцарь же.
To have another language is to possess a second soul. // Владеть другим языком — значит обладать второй душой.
Карл Великий
Емельян Сергеев — егерь, которого граф Кочубей нанял, чтобы он грохнул князя Витгенштейна, и который уже второй год честно зарабатывает себе имение в Крыму, всего-то полгода осталось послужить и он дворянин и обладатель виноградника с усадьбой на реке Судак, задвинул кусты и пополз назад. Брехт его в разведку отправил. Всё, кончилась матушка Россия за кустами этими дорога перегорожена рогатками и там стоят прусаки в зелёных мундирах, похожих на их — егерские. Пограничная стража.
— Так что Вашество, стоят человек семь, або, восемь. Там будочка есть и хибарка неказистая, может, и внутри кто спит. — Вернувшись, доложил егерь.
Брехт задумался. Нет, он точно знал, что пограничники будут. И даже ещё в Петербурге к этому подготовился. В дормезе двойной потолок организовали и туда всё ценное запрятали. Но потом подоспели австрийские бумажные деньги, а теперь ещё кучу ценностей у партизан польских изъяли. Или бандитов? Интересно они за свободу Польши боролись, грабя купцов и имения в будущей Белоруссии. Бог им теперь судья и суд в Брест-Литовске — тоже судья, тем немногим, кто выжил из этого полуэскадрона.
Погранцы и таможенники досмотрят телеги, а там на миллионы рублей. И очень удивятся должно быть мешкам денег. А ещё золотым украшениям в крови. Нда. Что-то пошло не так. Можно перестрелять солдатиков или даже просто вырезать, и Пётр Христианович совсем уже склонился к такому решению проблемы, но немцы не поляки. Они люди дотошные и серьёзные. Обнаружат вырезанную заставу и тщательное расследование проведут. А в Бресте про караван бармалеев каждая собака знает. Долго лаяли вслед. Все знают и куда он двинулся. Сложат два и два. Если бы были простые русские люди, то и раствориться можно, а тут …
Придётся идти напролом, никого не убивая. Есть же у него письмо Александра Фридриху Вильгельму III — дорогому брату. Послы же лица неприкосновенные. Что сделает лейтенантик, который стоит тут главным? Силой досмотреть не сможет, сила не на его стороне, проводить ему Брехт прикажет его к начальству. А начальство, скорее всего в Варшаве. Ну, там же должны быть разумные люди, которые знают, что посланцев, как и засранцев трогать нельзя. Вони будет.
Эх. Тронулись.
— Секунд-лейтенант (Seconde-Lieutenant) Берг. — Выскочил из-за рогаток высокий молодой парнишка с голубыми глазами. Истинный ариец. Белобрысый до белизны, почти седыми волосы смотрятся, чуть желтизны есть.
— Открывай калитку, лейтенант, я посол России в Вену. — Брехт письмо с печатями приготовил и сейчас помахал перед белобрысым.
— Кхм, а что это за странные воины? — не побежал открывать пограничник, на абреков пялился секунд-лейтенант Берг.
— А в чём проблема?! Русские вообще все дикари и варвары, вот самых варварских с собой взял, австриячек пугать, — не слезая с коня огромадного, насупился Пётр Христианович.
— Кхм, а можно мне эту бумагу …? — грудкой против груди Слона встрял ариец истинный. У Слона ширше. Ну, гораздо.
— Тайный советник, князь фон Витгенштейн-Дербентский. — Не спешил пока слазить с шайра Брехт.
— Разрешите, я взгляну на письмо поближе, хер посол? — Пришлось слезать и предъявлять документ.
Брехт, когда первый раз его увидел, то ржал полчаса, пугая Аракчеева, который почему-то его ему передал. Хотя. Министра он укокошил. Товарищем министра сам является, всё министерство иностранных дел обезглавлено. А Аракчеев в Непременном совете. Шишка.
— Что вас так развеселило в сём документе? — попытался остановить смех будущий военный министр.
— Письмо русского монарха к австрийскому написано на французском языке. И ещё мы поедем через Пруссию, вам не кажется, граф, что на немецком языке было бы правильнее написать? — помотал головой князь Витгенштейн. Осуждающе помотал.
— Да? Дайте сюда? — ушёл. Брехт на атаманке расположился, и тут его дети царские облепили. В смысле два пацана, Николя и Михаил. Одному шесть второму четыре. Николя видимо запомнил, как его этот огромный князь в воздух к потолку швырял и сразу потребовал повторить, пришлось обоих покидать, под визги фрейлин и мамок всяких.
— И меня так же, — пришла на крики и Дарьюшка.
Не дал Аракчеев, припёрся со вторым письмом. Это на немецком написано. Ну, слава богу, не стали умничать. Первое, тем не менее, тоже оставили. Брехт сейчас секунд — лейтенанту протянул немецкий вариант.
Читатель. Читал и читал. С другой стороны чистую бумагу тоже рассмотрел. Может, там должны быть секретные знаки?
— Лейтенант?
Берг неохотно вернул письмо.
— Куда вы князь направляетесь? — хороший пограничник. До всего дело есть.
— В Вену.
— Извините, я про более близкие города, — носик вздёрнул.
— А что, господин лейтенант, вы не дадите мне провожатого до Варшавы? А то, говорят, тут всякие беспорядки. Ещё примут ваши нас за инсургентов. Начнут стрелять без предупреждения.
— Я не уполномочен. А что у вас в повозках.
— Лейтенант. Пять золотых рублей. Дай какого-нибудь сержанта.
— Э-э-э…
— Десять.
— Э-э-э…
— Ты берега-то видь. Пятнадцать. Это последняя цифра. Я других не знаю.
Событие двадцать четвёртое
Истина найденная в вине нуждается в закуске.
Валентин Домиль
Как там, в «Ревизоре», у товарища Гоголя: «С Пушкиным на дружеской
