— Что, хвост Нергала тебе в кишки?!
— …Я изучал разных гадов и знаю, что у изумрудной змейки слишком маленькие зубы. Она может прокусить только самую нежную кожу. У тебя же, о достойнейший из пиратов, кожа толстая. Думаю, что и там, куда змея направлялась…
Донна Эстраза, возлежавшая на шелковых подушках с маленьким кубком в руках, обидно засмеялась.
— Гроза морей испугался какого-то зеленого червяка!
— Нет, о, прекрасная дева, страх Амре не ведом, — вступил в разговор Илл'зо, — лишь пелена его разум от света скрывает. Мыслит конкретно сей варвар, желая остаться мужем достойным, чтоб подвиги вновь совершать…
— Ну, да, — осклабился Конан, — остаться мужем — это не куль изюма. Хотя тебе, жрец, этого не понять. Давай не тяни, рассказывай: каких подвигов ты ждешь и что надобно делать в твоем Лабиринте.
Илл'зо наморщил лоб, округлил глаза и возвестил:
— Тот, кто решится сыграть против древних заклятий, быть перестанет собою, вступив в лабиринты. Волю утратив, он станет десницей вожатых, станет податливой плотью и сталью булатной…
— Речь твоя темна и невнятна, — нетерпеливо перебил варвар. — Что значит — «податливой плотью и сталью»? Говори яснее!
— Правильный ход означает победу над монстром, если ошибка — то плоть пожирают нещадно.
— И вожатым будет Лабардо?
— Этот игрок предостойный согласен сразиться, вас поведет в лабиринты юнец благородный.
— Еще бы не согласен! Лучше рискнуть, чем стать безмозглым брагоном. А каковы правила?
— Каждый, сюда попадая, играет лишь так, как умеет.
Юноша сей за доскою снискал себе славу.
— Значит, будем играть в «мельницу». И мы станем фишками?
Илл'зо величественно кивнул.
— Ладно, — сказал Конан. — Не думаю, что позволю себя сожрать, даже если наш гроссмейстер даст маху. Придется идти. Да и выбор, мыслю, у меня, как и у остальных, не велик. Но что заставило хозяйку изумрудной змейки меня освободить? Людей много…
— Эти ничтожные — только безгласные фишки, — был ответ, — ты же, о Амра, владеешь железною волей. Если пройдешь Лабиринт до дверей Цитадели, с Гратаксом грозным скрестится твой взор напоследок.
— Покончив с «мельницей», станем играть в гляделки, — заключил киммериец. — Или все же придется поработать мечом?
Жрец презрительно скривил губы.
— Гратакс Великий в потоках времен пребывает, ведает все безучастный, высокий, как небо. Не прибегая к оружью, вершит свою волю. Нет ничего, что текло бы помимо Благого.
— Ты хочешь сказать, он — сам Митра?
— Митра — Творец, но чертоги его удаленны, здесь, на земле, за порядком следят его слуги. Гратакс — древнейший, возникший еще до Потопа, в те времена, когда девы владели мирами…
— Хорошо, что мать родила меня всего двадцать пять зим назад, — хмыкнул варвар. — Если я перегляжу кумира, что дальше?
— Храбрость и мужество будут подмогой герою. Если он сможет смотреть не мигая в глазницы, то испытание выдержит, если же дрогнет — он обратится в брагона и будет до века безмозглым. Так или иначе, цель у тебя, о, пришелец, нам принести сей кумир, для того и свободу ты получил, страшной казни избегнув…
— Из проруби да в костер, — проворчал Конан. — Вот что, жрец, кончай ходить вокруг да около: я должен знать, с чем буду иметь дело. Если не выложишь все об этом Гратаксе — можешь пойти и взять его сам.
Илл'зо разразился длиннющей тирадой, из которой явствовало, что он этого сделать не может. Немного поразмыслив, жрец все же поведал историю таинственного кумира. Говорил он долго. Речь его изобиловала туманными иносказаниями и пышными эпитетами, но Конан уже научился вычленять из словоизлияний круглоглазого суть.
А суть была такова.
Очень давно (но гораздо позже Потопа) в море чуть западнее островов Сиптаха буря застигла караван пиратских галер. Шел он в Стигию, чтобы продать на невольничьем рынке белых рабынь, захваченных в прибрежных селениях. Большинство этих женщин ждала страшная участь — они должны были стать жертвами стигийских магов, поклонявшихся Сету, Змею Вечной Ночи. Это божество, одно упоминание о котором приводило в трепет живущих севернее реки Стикс, требовало от своих служителей обильной крови — требовало и получало. Главарь пиратов (имя его Илл'зо называть не стал) заранее сговорился со жрецом Ох-Пта, и посланники мага уже ждали невольниц на рынке Луксора, чтобы отобрать самых молодых и красивых, ибо Сет предпочитал исключительно кровь юных девиц. Стигийцы так и не получили желаемого: как уже говорилось, караван попал в бурю, несколько кораблей пошли ко дну, остальные прибились к неведомому острову, не обозначенному ни на одной карте. Остров был сплошь покрыт джунглями, а посреди высилась большая гора, над вершиной которой курился легкий дымок.
Заделав пробоины и подлатав паруса, работорговцы хотели было покинуть этот пустынный берег, но все усилия оказались тщетны: ни под парусами, ни на веслах они не смогли отойти дальше выстрела из аркбалисты.
Мысль обследовать остров пришла в голову их вожака по тем же причинам, что и давеча киммерийцу. Если неведомые чары не позволяли кораблям уйти, значит, где-то должен был скрываться их источник. Сделав вылазку, пираты не нашли ни единого разумного существа, зато обнаружили множество древних построек, почти полностью скрытых густыми зарослями.
Пресной воды в источниках и озерах хватало, непуганая дичь водилась в изобилии, а остров был достаточно велик — сие обстоятельство заставило работорговцев построить укрепленный лагерь и продолжать обследования в надежде обнаружить искомое.
Искомое же никак не хотело обнаруживаться. Люди излазали остров вдоль и поперек, заглянули во все полуразрушенные строения, приподнимали с помощью рычагов тяжелые плиты, проламывали стены и даже поднялись на вершину горы, где был кратер древнего вулкана, покрытый застывшей лавой. Все было тщетно: неведомая сила по-прежнему удерживала их корабли, словно на привязи.
Только ворота возле поляны с поверженными каменными воинами они так и не смогли открыть. Когда же главарь велел пустить в ход железные ломы, сверху упал большой камень, убивший десять человек, и пираты оставили свои попытки.
Потом стало происходить нечто странное. Люди начали исчезать один за другим, их поиски ни к чему не вели, не обнаруживалось даже трупов. Вожак велел закрыться в лагере, обнесенном высоким частоколом, и выходить за провизией не иначе как отрядами. И все же исчезновения продолжались.
А через две седмицы, когда из работорговцев в живых остались не более тридцати человек, отряд, отправившийся в джунгли, чтобы пополнить запасы питьевой воды, подвергся внезапному нападению. Нападавшие пустили в ход короткие, грубо сделанные дротики с костяными наконечниками, убили пятерых и ранили троих пиратов. Оставшиеся в живых ответили яростной атакой и обратили врага в бегство. Им удалось убить несколько неведомых существ, в которых они с ужасом признали своих пропавших товарищей. Но, боги, что сталось с их головами! Они усохли, словно вяленые плоды, лица были до неузнаваемости изуродованы — казалось, страшная болезнь долго терзала несчастных…
