А еще на войне время становится столь же ценным, как в Пустоте.
Совет Роллинга был хорош всем, кроме одного — он затягивал кампанию недели на две, а то и на месяц. Этого времени у короля не было.
— Нестор планирует дать сражение у Зюйдбурга. Разведчики докладывают, что вокруг города возводятся укрепления, а на заводах паротяги переделывают в паршивое подобие бронетягов. Нестор понимает, что лишь грамотная оборона позволит ему устоять против моей армии, но… Но он ошибается. Мы его сокрушим!
— Да! — Алистер топнул ногой.
— Да! — Махони сжал кулаки.
— Да, — вздохнув, кивнул Роллинг. — Наверное.
Но в ушах Генриха стояла другая фраза наемника: «Война — это путь обмана».
Война — это путь обмана.
Путь обмана…
Глава 3,
в которой Дорофеев изучает историю вопроса, Помпилио нанимает Мерсу, Мерса предает Помпилио, Вебер тренируется, а Бабарский и Галилей шляются по темным подворотням
— Да здравствует король! Да здравствует Трудовая партия! — провозгласил оратор, и весьма приличная по меркам Альбурга толпа — человек двести, не меньше — разразилась одобрительными воплями.
— Да здравствует свободная Заграта!
— Отстоим наш мир!
— Диктатура не пройдет!
— Не пройдет!
Зажигательный рев собравшихся привлекал внимание, и к толпе присоединялись всё новые зеваки. Ремесленники, крестьяне, сезонные рабочие, их было больше всего, однако стояли в толпе и другие люди. Одетые в чистые выходные костюмы и прогулочные платья рантье, чиновники, инженеры… И не просто стояли, а одобрительно кивали и поддерживали оратора:
— Да здравствует свободная Заграта!
Либералы, с удовольствием разделяющие «передовые» взгляды и с презрением относящиеся к «замшелой монархии».
— Да здравствует Трудовая партия!!
Оратор передохнул, наслаждаясь приветственными воплями послушной толпы, после чего приступил к основному выступлению:
— Граждане свободной Заграты! Ужасное преступление королевской полиции должно стать последним пятном на совести этих бешеных псов! Их челюсти готовы сомкнуться на завоеваниях нашей демократии…
Наглые слова оратора заставили Баззу Дорофеева скривиться — безобразный шрам от сабельного удара, пересекающий лоб и левую щеку капитана, придал лицу угрожающее выражение, — однако он промолчал. Расплатился с возницей, оставив на чай две марки ассигнациями, выбрался из коляски, одернул белоснежный парадный мундир офицера Астрологического флота Герметикона и мрачно осмотрелся.
За те два года, что «Амуш» не приходил на Заграту, привокзальная площадь не изменилась. Старинные дома с черепичными крышами, большой фонтан, в центре которого улыбается каменный Альстер II Шутник — веселый король лично спроектировал памятник себе, — и коричневая громадина вокзала. Всё на месте. Если что и поменялось, так это люди, которые… которые, по мнению Дорофеева, должны были проводить воскресное утро где угодно, но только не на подозрительном митинге. В памяти Баззы загратийцы остались добродушным и приветливым народом, уважающим королевскую власть и далеким от сомнительных идей. Но с тех пор как наемная коляска вкатилась на столичные улицы, капитан не увидел на лицах прохожих ни единой улыбки. Подобие веселья наблюдалось только у митингующих, однако слова оратора вызывали не радость, а веселую злобу.
— Мы должны строго судить преступников в золотых погонах!
— Да! Да!!
— Всё правильно!
— Мы требуем принятия четких законов, защищающих права…
Базза покачал головой, поднялся по ступенькам — швейцар предупредительно распахнул тяжелую дверь — и вошел в прохладный полумрак холла Клуба цеповодов.
«Надеюсь, здесь я найду ответы…»
Потому что, как бы цепари ни отнекивались, именно они считались главными сплетниками Герметикона. И считались заслуженно. Новости и слухи цепари разносили между мирами куда быстрее газетчиков, а потому за точной информацией знающие люди шли в портовые кабаки. Или Клубы цеповодов. Если, конечно, их там ждали.
— Добро пожаловать, синьор Дорофеев! Рад видеть вас снова.
Базза отдал фуражку лакею, рукой пригладил каштановые волосы и только после этого посмотрел на улыбающегося распорядителя.
— Взаимно, Гуго. Как в этом году с вином?
Мимику левой, изуродованной шрамом половины лица Базза контролировал с огромным трудом, а потому даже дружелюбные его улыбки выглядели несколько… натянутыми.
— В прошлом году урожай был лучше, вы оцените.
— Отлично.
Дорофеев покосился на свое отражение в зеркале, еще раз поправил мундир и прошел в главный зал.
Который, к его удовольствию, ничуть не изменился.
Облицованный серым камнем камин, бездействующий по причине теплой погоды, мягкие кресла, в которых так приятно полулежать, ведя неспешную беседу, толстые, скрадывающие шаги ковры на полу и обязательная для каждого отделения Клуба мраморная доска с именами самых великих цеповодов Герметикона. Открывал список Оскар дер Шет, легендарный капитан, командовавший самым первым цеппелем Этой Эпохи. А седьмым, предпоследним, значился Якоб Дорофеев, родной прадед Баззы, считающийся национальным героем Верзи.
«Господа…»
Дорофеев отсалютовал великим, после чего внимательно оглядел расположившихся в зале капитанов. Компания вольных торговцев небось прикидывают, как загрузить в свои цеппели побольше беженцев. Пара галанитов в форме Компании… При появлении офицера Астрологического флота они поморщились и удостоились ответной гримасы. Вздрогнули и отвернулись — всё правильно, благодаря шраму яростные гримасы получались у Дорофеева куда лучше дружелюбных. Трое хамокианцев — этих ребят с татуированными лицами ни с кем не спутаешь…
— Базза, дружище! Какими судьбами?
«Наконец-то знакомый!»
— У меня только одна судьба, Томми, — Помпилио.
Дорофеев крепко пожал приятелю руку и плюхнулся в соседнее кресло.
— Какого дьявола твой мессер позабыл на Заграте?
— Семейные дела, насколько я понимаю. — Базза кивнул официанту: — Белого прошлогоднего, что хвалит Гуго…
— Все ищете Ахадир?
— Никогда не занимались такой ерундой, — вздохнул Дорофеев. — Мы…
— Да ладно, Базза, уж мне-то мог бы сказать! — Томми заговорщицки подмигнул Дорофееву. — Все знают, что Ахадир — идефикс Помпилио.
Точнее — идефикс всех цепарей Герметикона, мечтающих отыскать легендарную священную планету не меньше, чем Изначальный мир или три потерянных планеты Ожерелья. Однако Базза был человеком прагматичным и в сказки не верил.