остатки того языка, на котором мы говорили раньше.
Ради любопытства попытался заговорить с «новорождёнными» зверолюдами. Это были очень и очень тупые и дикие существа. Хотя, быть может они не освоились в своей новой звериной шкуре. Хотя, новой ли… А может они просто сошли с ума, и теперь их сознание воспринимало мир совсем не так, как я, и не так, как другие зверолюды.
Но видеть как погибшие восстают… Мой мир опять немного перевернулся. Стоит ли считать всех зверолюдов ещё и умертвиями? Или у них полноценная жизнь? Вопросы, вопросы…
С уничтожением Пролдая кошмар не прекратился. Орда, помимо старой вони теперь воняя и перегаром, пошла дальше, оставив от города лишь груду мусора и костей, которые уже через пару сезонов покроет проклюнувшаяся трава и кустарник, а через пару лет, если никто не заселит эти места вновь, совсем скроется с глаз. Я вспомнил те следы разрушений, когда только выходил к обжитым местам. Теперь понятно, откуда часть из них взялась. Это было странное чувство, но мне было печально. Столько смертей, а в чём польза?
На пути так же уничтожались поселения, а я всё ждал, когда же навстречу нам выйдет армия местных правителей, чтобы уничтожить грозящую им опасность. Ведь не могут же они сидеть по своим селениям и ждать, пока их всех не уничтожат. Или быть может у них есть такие крепости, что орде тварей не взять, и там реально отсидеться, спрятав всех своих подданых?
Весь край постепенно уничтожался. Вслед за Пролдаем оказались уничтожены довольно крупные людские поселения Гоз и Адарби, и зверолюды становились только сильнее. Да, для меня было неприятно видеть как лились реки крови, приносимые в жертвы Тёмным богам, но при этом гораздо большее беспокойство вызывали мысли о том, насколько при этом меняюсь я сам. Есть ли какая-то предрасположенность к тому, чтобы стать безмозглым скотом, или многие из тех зверолюдов, что сейчас бегают по лесам с выпученными глазами в поисках человечины и ящерятины были первоначально вполне адекватными? Происходит ли перерождение зверолюдов после достижения какого-то ранга? Повелители зверей в стаде не производили впечатления совсем тупых громил. Я не раз видел как Перворог общался с шаманами, да и бестигоры вполне в унисон орали у костров под крепкую выпивку что-то песенно-боевое и, казалось, по-дружески, если такое возможно, беседовали.
А организованного сопротивления орде так и не было. Не считать же таковым отряд всадников, что появился через несколько дней после уничтожения Адарби и лихим наскоком перебил толпу тварей. Для меня бы это вовсе осталось неизвестным (мало ли что и где происходило на протяжении линии движения войска, а у меня со зверолюдами были определённые языковые проблемы) если бы это не касалось меня напрямую, так как тяжёлые всадники не нашли другого места ударить по растянувшимся войскам, как туда, где я в тот момент находился, тащась по дороге вместе с гуртом Щетинистого Хауза.
Высокие травы, светлые леса без труднопроходимых завалов — отличное и красочное место! Шумные зверолюды на пути переругивались, как и всегда, что-то выясняя между собой, когда из зарослей одновременно выпрыгнули десяток матёрых псов, поваливших и подмявших ближайших зверолюдов. Несколько тварей получили по несколько стрел и теперь стояли, будто задумавшись своими куцыми мозгами, умирать им или что-то напоследок сделать. Остальные тоже замерли, и каюсь, и я со всеми, не ожидавший подобного шага, считавший себя в безопасности, когда вслед за стрелами два десятка всадников нанизали на длинные копья и разметали толпу врагов, и начали беспорядочно наносить уколы вокруг, а затем, бросив копья, выхватили длинные прямые мечи и начали пластать растерявшихся зверолюдов, весь боевой запал которых куда-то делся. Я видел пока немногих людских всадников (помимо этих, ещё небольшой ночной патруль), и они сейчас выигрышно смотрелись на фоне убиваемых. Рослые кони разных мастей, высокие луки сёдел, низко опущенные стремена, треугольные щиты, конусовидные шлемы и небольшое прикрепленное полотнище на одном из копий, на котором на белом фоне было намалёвано изображение какого-то синего зверя.
Блея, стуча копытами, мимо пробежал гор, и я решил действовать! Развернулся и со всей мочи погнался за ним, а потом бросился в кусты, подальше от нападавших. Жизнь у меня одна, и отдавать её вот так, посреди незнакомого леса, за тварей, когда вокруг ещё столько всего неизведанного, не входило в мои планы. Вспоминая, где находятся минотавры и кентавры, которых всадники так быстро не порубят, я мчался в ту сторону и, огибая очередное дерево, впечатался в мощный торс какого-то зверолюда, на краткий миг я успел поднять глаза на его рыло и узнать Дронгора, как вслед за раздражённым рыком последовал короткий удар, и я отлетел в сторону. Потребовалось какое-то время, прежде чем смог прийти в себя, заметив, как мимо, сопя, промчалась стая измененных гончих, стуча пластинчатыми боками друг о друга и сверкая бусинками глаз.
А вот теперь, с таким подкреплением, можно и вернуться! Дронгор сволочь, но эту глыбу я могу разве что только поцарапать, если вдруг соберусь обидеться. Вернувшись на место столкновения, увидел лишь побитые тела зверолюдов, но вот запах подсказывал, что ушли не все нападающие. Недалеко в кустах обнаружилась пара сильно погрызенных человеческих тел. При небольшом осмотре места можно было выяснить, что это были всадник и лучник. Скорее всего лучники добирались до места нападения не на своих двоих, а сидя позади всадника, спешившись незадолго до нападения. А потом как-то замешкались, не успев уйти, и вот теперь их останки лежат среди высокой травы, и унгоры пока ещё не нашли их тела, но ждать недолго осталось.
Лучник сильно уступал в оснащённости всаднику. Если на том была длинная кольчуга поверх грубой кожанки, то лучник был в потрёпанном тряпье и сплетённой из коры обуви. Лежащий в стороне лук привлёк внимание, весьма удобная вещь с тетивой из жил, но при пробной попытке натянуть тетиву я нечаянно рассек её когтями, а при обыске не нашёл запасной, как и колчана. Где-то он успел его потерять. Сняв шлем с всадника, сделал главное открытие за последнее время: он был не совсем человеком. Чуть более тёмная кожа, которая после смерти приобрела синеватый оттенок, а на заляпанном и исцарапанном лице выделялись более выдающиеся, чем у людей, зубы и выпуклые глаза. То есть при беглом взгляде — человек как человек, а вот внимательнее — так сразу видно разницу. Можно было бы подумать, что тут у них все такие, но
