осознал ошибку позднее, когда выяснилось, что одно дело кататься по Питеру в метро или на автобусе и другое — топать пешком. Даже если бы чудом нашлись деньги на извозчиков, конное «такси» все равно не нанять. Частный извоз в Питере восемнадцатого века не процветал. Большинство дворян ездило верхом или в собственных экипажах. В Москве, говорят, дело обстояло по-иному.
К лавке итальянца мы добрались уже вечером, когда на улице вовсю коптили небо масляные фонари.
Пандульфи жил в двухэтажном доме с колоннами наподобие римских. Этакий Колизей в миниатюре. За витринами первого этажа стояли шкатулки, кубки, подсвечники, какие-то непонятные предметы. Очевидно, владельцы не смогли вовремя вернуть выкуп, и ростовщик устроил распродажу.
Нам повезло — лавка еще не закрылась, однако итальянец не мог принять сразу. В конторе находился кто-то, желавший сохранить инкогнито. Прибыл он на карете без гербов. Кучер, сидевший на козлах, подозрительно посматривал в нашу сторону. Понятно, сплошные секреты.
Интересная картина: к услугам ростовщикам прибегали практически все, особой тайны из этого не делалось, однако кредиторов, мягко говоря, не любили, старались всячески унижать, пнуть побольнее, а упоминание о визитах в их лавки считалось постыдным.
Мы проторчали возле дома Пандульфи больше часа, замерзнув как цуцики. Стоит отметить, что европейское платье, мода на которое в России появилась благодаря царю-реформатору Петру Первому, не очень приспособлена к особенностям нашего климата. Летом в нем жарко, зимой холодно. Солдаты, вынужденные в разгар пекла носить кафтаны поверх камзолов, с обсыпанными за неимением пудры мукой волосами, просто изнемогали, теряли сознание во время многочасового стояния в строю. Не спасали от холодов и моросящих дождей епанчи — шинели в армии появятся позднее, их введет император Павел. Вот уж кому доставалось от историков за введение формы прусского образца, хотя только за солдатскую шинель он уже заслужил себе памятник.
После Екатерины Второй ему досталось весьма разболтанное и расшатанное наследство. Дисциплина в армии хромала, экономика страны медленно, но верно летела в тартарары. Павел же был педантом, стремящимся к возведенному в абсолют порядку. Понятно, что наводился он твердой и безжалостной рукой, но по-другому в тогдашней, да и нынешней России нельзя. Жаль, не долго правил Павел Петрович.
Где-то хлопнула дверь, прозвучали осторожные шаги. Кто-то сел в экипаж, я увидел, как рессоры прогнулись. Карета тронулась с места и растворилась в темноте. Очевидно, таинственный инкогнито выбрался через черный ход, ибо ни Карл, ни я его не заметили. На пороге лавки появился слуга:
— Проходите, господа. Хозяин освободился.
Мы шагнули внутрь. Переливисто зазвенели колокольчики, подвешенные над дверью. Из-за плотной драповой портьеры появился невысокий плешивый человечек с подсвечником в руках. При виде его сразу вспомнился герой «Буратино» — Джузеппе Сизый Нос.
— Чем могу служить господа? — его речь текла плавно, будто ручей.
Итальянцев принято считать темпераментными, суетящимися, постоянно размахивающими руками. Отчасти так оно и есть, однако процент флегматиков среди жителей Аппенинского полуострова ничуть не меньше, чем скажем в средней полосе России. Пандульфи, очевидно, отличался изрядным спокойствием и хладнокровием. Сомневаюсь, что на него так подействовал наш холодный климат.
— Здравствуйте, сударь. Мы ищем господина Пандульфи, — пояснил Карл.
— Пандульфи — это я. Считайте, что я полностью к вашим услугам, — опустил подбородок плешивый. — Какой повод заставил вас искать в этот промозглый вечер моего общества?
— Может, поговорим об этом в другом месте? — предложил я.
— Понятно, — Пандульфи бросил тоскливый взгляд на наши простые камзолы, догадался, что клиенты из нас не ахти, вздохнул и предложил пройти за ним.
Кабинет у ростовщика был маленьким и тесным. Половину помещения занимало массивное бюро из мореного дуба со столешницей покрытой бархатным сукном, с несколькими рядами выдвижных ящичков с позолоченными ручками. Стены обклеены строгими обоями, потолок обшит деревянными панелями. По бокам бюро скрипучие неудобные кресла, очевидно, чтобы клиент, пришедший сюда отнюдь не по радостному поводу, ощущал еще больший дискомфорт и был более сговорчив. Психология, дери ее за ногу.
Итальянец указал рукой:
— Садитесь.
Мы упали в кресла. После долгой прогулки под открытым небом, ноги не держали. Так, надо настроиться на нужный лад, показать Пандульфи, что и мы не лыком шиты.
Итальянец закрыл дверь ключом, положил его в кармашек камзола:
— Чтобы не мешали! Вы ведь хотите поговорить с глазу на глаз?
— Безусловно, — подтвердил я.
Пандульфи разместился на противоположном конце бюро, устроив тощую пятую точку на стуле с высокой резной спинкой.
— Могу я узнать ваши имена?
Понятно, что можете. В противном случае разговора не будет, не так ли синьор Пандульфи.
Я откашлялся и сообщил:
— Я Дитрих фон Гофен, а это мой кузен Карл фон Браун.
— Рад видеть перед собой молодых аристократов. Мое имя вам известно. Вы, вероятно, прибыли из Пруссии? — наугад предположил итальянец.
— Нет, из Курляндии.
— Думаю, вам здесь понравится. Россия — фантастическая страна. Столько возможностей для умного и ловкого человека. Вы приехали сюда, чтобы удовлетворить тягу к путешествием, или думаете обосноваться?
— Мы поступаем на службу.
— Позвольте, догадаюсь, — Пандульфи прищурился. — Наверняка вас привлек блеск российской гвардии. Это очень почетно. Многие иностранные дворяне прибывают в Петербург, чтобы найти место в рядах одного из четырех гвардейских полков. Я прав?
— Да. Нас зачисляют в штат лейб-гвардии Измайловского полка.
— О, у вас, конечно, есть офицерский патент, — с придыханием спросил итальянец.
— Увы, — вздохнул я. — Мы начнем службу с рядовых должностей.
— Похвально, молодой человек. Вы рождены для военной службы. У вас сложение как у Аполлона.
Я чуть не поперхнулся. Итальянец вроде производил впечатление нормально ориентированного, а тут — ни с того ни с чего расточает комплименты в адрес моей фигуры. Глядишь, еще и свидание назначить. Ладно, шутки в сторону. Я ведь не силен в обычаях.
— Но у нас возникли небольшие трудности…
— Небольшие? — недоверчиво протянул Пандульфи.
Да как сказать: жрать нечего и спать негде. Пустяки, одним словом.
— Разумеется, небольшие, — с улыбкой сказал я.
— Ай-яй-яй, — грустно покачал головой ростовщик. — Печально слышать, что подающие большие надежды молодые люди терпят неудобство. Нехорошо.
— Конечно, нехорошо, — с легкостью согласился я. — Так что мы очень на вас рассчитываем, синьор Пандульфи.
— О, вы назвали меня синьором, я очень растроган, — смахнул невидимую слезу с умилившихся глаз, ростовщик. — Сразу вспомнилась родина, милая сердцу Италия, ее горы, поля, луга.
«Макароны, пицца и кьянти», — подумал я.
Хотя не факт, что кьянти уже изобрели.
— Ну, так вы нам поможете?
— Чем именно, я могу оказаться полезен? — в голове ростовщика крутанулась ручка кассового аппарата.
— Не могли бы ссудить нам незначительную сумму, так, на мелкие расходы…
— Смотря что понимать под мелкими расходами. В
