— Прости, что ты сказала? — переспросил он растерянно.
Я вздохнула и начала очередное повествование.
Мда. Хоть из Рамблы я и сбежала, а вот «высокое звание рассказчицы», кажется, последовало за мной.
* * *
Смеркалось.
От Кад больше не было новостей.
Мы с Дахху продолжали сиднем сидеть в лазарете. Вернее, он — лежать, погребенный под рукописями. А я — играть в парикмахера, сидя в кресле-качалке. «Клиентом» был Марах вдруг вообразивший, что он — птица, которая любит ласку. Я уже несколько раз разгладила все его перышки, а филин все кудахтал и кудахтал, требуя продолжения банкета, и, стоило мне отдернуть руку, лапкой цеплялся за мое запястье. Мол, продолжай! А то не прощу!
Дахху вздохнул и потянулся. Потом ойкнул, прихватился за сердце, замер — рановато что-то начал физкультурой заниматься! Опять вздохнул:
— Нет, не складывается.
— Что не складывается? — полюбопытствовала я.
— То, что Давьер — маньяк. Либо бокки на «Ночной пляске» соврали, либо он хороший.
— Бокки врут. Инфа сотка, — я зевнула.
— И все же это очень, очень подозрительно. Рассказанное ими настолько логично, красиво и гармонично, что у меня нет ни малейшего сомнения в правдивости их слов. Но Анте… Анте не укладывается.
Я закряхтела, поворачиваясь на кресле:
— А что они тебе рассказали? Может, поделишься уже, наконец? А то темнишь, темнишь. Чуть не помер — и все равно темнишь. Дахху, выключай уже свой романтичный образ непонятого ученого. На реальных людей не действует.
Он насупился:
— Да не в образе дело. Просто я не хочу спекулировать сырыми теориями. Подождем.
— Ага, подождем, пока срок годности твоих тайн окончательно не иссякнет, а мы все не состаримся… — заворчала я, сворачиваясь в уютный клубок.
Дахху только упрямо вздохнул. Потом пожевал губами и все-таки выдал мне пару фактов, но с такой неохотой, что даже Скряга из новогодней сказки снял бы шляпу…
— Тинави, как ты думаешь, из чего сделаны фонари бокки?
— Хм. Из стекла, наверное. Деревянной рамы. Ну, пара пружинок еще есть… В общем, обычные фонари.
— А внутри?
— Огонь.
— Откуда у потусторонних духов огонь?
— Да прах его знает.
— Ниоткуда. Это не огонь, Тинави.
Дахху торжествующе приподнялся на локтях. Глаза его сверкали, и я вдруг прониклась ощущением того, что в мою грешную жизнь сейчас припрется, незваная, еще одна тайна…
Смеющийся улыбнулся:
— Это искры. В фонарях бокки носят искры.
— Искры как души? — обалдела я. — Души живых существ?
— Некогда живых. Бокки-с-фонарями — не магические твари на уровне ундин или крустов, как все привыкли считать. Бокки-с-фонарями — это призраки срединников. Они и есть наши предки, гарант сильного магического поля в Шолохе. Это их кости под курганом. А их искры — бродят по городу дважды в месяц.
Я так опешила, что перестала чесать филина — и тотчас получила укол острым клювом. Ссадив недовольного Мараха на подлокотник кресла, я подошла к кровати Дахху и села подле друга:
— Ты хочешь сказать, что после гибели срединников в той битве их искры не потухли, как должно, а остались тут? И…хм…живут в окрестностях кургана уже тысячу лет?
— Именно так. И вся их память, их чувства, их надежды — при них. И они очень хотели бы этим поделиться с нами, молодыми дураками, — глаза Дахху наполнились вековой грустью, — Но мы всегда прятались от них, запирали двери своих домов, боялись их, как огня. Только изредка бокки-с-фонарями удавалось дотронуться до какого-нибудь шолоховца, и наладив контакт, потом пытаться рассказать ему свою историю посредством снов. Но упрямые шолоховцы в таких случаях шли в Лазарет и «лечили» странные исторические сны, мешавшие выспаться. Так делали все. Кроме меня. Только я дослушал историю бокки, — он горделиво улыбнулся и развел руками.
После пробуждения Дахху вообще как-то подозрительно много улыбался. Что-то я не припомню, чтобы раньше он так радовался жизни. Что это? Благотворное влияние смерти, пришедшей на порог? Или…
— И что же там, в конце истории? Информация про искры? Или что-то еще? — нахмурилась я.
— Что-то еще. И я рассчитывал на помощь Анте Давьера в анализе этих данных… — помрачнел он. — Ладно. Это всего лишь история — ну, для тебя, да? Поэтому пока что не буду «грузить». Давай лучше решим, что будем делать завтра.
— В смысле?
— Тринадцатое июня — День цветов, ты забыла? Я бы хотел поучаствовать в фестивале. Отпразднуем мое и твое возвращение. Кстати, а где Карл? Представляю, как ему понравится!
Прах побери. Вот этого-то вопроса я и боялась…
ГЛАВА 10. Рокочущие ряды
На ночь у меня была запланирована еще одна встреча.
Она стала возможна благодаря Патрициусу. Я не хотела просить Дахху или Кадию посылать для меня ташени — вдруг власти продолжают следить за ними? А вот с перевозчиком нас почти ничего не связывало, во всяком случае, документально. После моего ареста и побега его даже не вызывали на допрос, что, кажется, слегка обидело кентавра… Знаете, как бывает: ты называешь имя человека среди имен лучших друзей, а вот он в ответе на ту же анкету тебя не упоминает. Провал по всем фронтам!
— «Ухо и Копыта»… «Ловкость и Перевозки»… «Езжай и Стражди»… О. «Езжай и Стражди»! Как вам, мадам? — Патрициус ухватился за это словосочетание, покатал его на языке так и эдак. — Прекрасное название для нашей с вами команды!
Я не разделяла его восторга:
— Немного упадническое, как считаешь? Куда езжай? Почему стражди?
— Зато как звучит! — Патрициус назидательно поднял палец. — Приехали. Подождать вас?
— Конечно, куда я иначе денусь?
— Ваша правда, мадам. «Езжай и стражди» друг без друга не могут!
Я усмехнулась, поправила накладной нос, широкополую шляпу с цветами (мое амплуа сегодня — помесь травницы и любопытной лисы), и потопала к тускло-освещенному рынку, проглядывающему за темным орешником.
Там, на набережной Топлого канала, на прямоугольном поле в тысячу квадратов, плотно прижимались друг к дружке десятки торговых палаток, все — сумрачного травянистого цвета. Длинные гирлянды из багровых атласных лент и тонкой проволоки опутывали непромокаемые козырьки и столбы-указатели. На гирляндах были подвешены банки с болотными огоньками, которые денно и нощно бились в стекло, раздражаясь и разгораясь от этого все ярче и ярче. В укромных закоулках под натянутыми тентами сидели мастера-татуировщики, беззубые картежники, кальянщики с густо подведенными глазами и сумасбродные предсказательницы. На прилавках торговых точек было разложено оружие и поблескивали артефакты — дешевые, массового производства, почти безобидные. По-настоящему серьезные товары торгаши прячут в опутанных цепями сундуках у себя за спинами.
Рокочущие ряды… Черный рынок контрабандистов, работает только по ночам, зато совершенно бесстыдно, в открытую. Сайнор давно махнул на него рукой — пусть в Шолохе лучше будет немного контролируемой преступности, чем много — бесконтрольной.
Простым горожанам тут делать нечего. Рокочущие ряды выглядят вполне цивильно, но я никому не советую приходить сюда на экскурсию. Под глухими мантиями покупателей может скрываться кто угодно — кошкоголовый степной ассасин, съехавший с катушек архимаг, эльфийский мастер-отравитель. Толкнешь такого случайно — и тебя проклянут, да так быстро и профессионально, что даже вскрытие ничего не покажет.
Помню, меня занесло сюда в ту неделю, когда я самостоятельно бегала по всему Шолоху, решая дела для Полыни. Нужно было стребовать неоплаченный налог с равнинного торгаша эликсирами… Я думала, живой не выберусь, когда лавочник, не обрадовавшийся такой гостье, оскалил на меня три ряда клыков. Да еще и зашипел, выпустив зеленые когти.
Правда, налог он все-таки отдал. После этого я вернулась в наш кабинет, и Полыни пришлось стерпеть мое краткое, но эмоциональное выступление на тему того, что «гори оно все синим пламенем, я больше никогда туда не пойду одна». На словесные утешения куратор скупился (подозреваю, он их вообще не слушал, полностью отдавшись делу о маньяке), но ромашковый чай подливал исправно.
