– Шеш, белки! – прикрикнула я на служанок. – Зайцем займитесь, дела вам нет, глазами стрелять. – Я поняла, над чем они смеялись: не было у Очи узоров на подошве. Очи догадалась тоже, смутилась и поджала ноги, чтоб не показывать своих грубых сапог. Мне стало жалко ее, всегда такую смелую. – Не волнуйся, сестра, – обратилась я к ней. – Я тоже в первый раз со взрослыми сама взрослая сижу, заново всему обучаюсь. Ты не бойся, что не знаешь чего-то. Будем вместе учиться, нам теперь в стане жить. И братья помогут.
– С такими учителями, дева, быстро станешь своей! – воскликнул Санталай, и все засмеялись. Очи взглянула на него мельком, но уже смелее. Теплым ветром меж нами подуло.
После трапезы стали братья собираться, стали нас с Очи с собой звать. Все хотели похвалиться перед соседями, какая у них сестра. Но Санталай сказал:
– Те, надо ли девам с вами сидеть! Им к молодым надо. Пойдем, сестра, со мной, молодежь в доме Антулы-вдовы собирается. И лесную деву с собой бери, пусть на стойбищенских парней посмотрит.
Очи вспыхнула от этих слов, и глаза ее засветились.
– Отпустишь знатных гостий, отец? – обратился к нему Санталай. Тот смотрел на нас задумчиво, оглаживая бороду, и не ответил брату, только кивнул. – Пойдем, сестра, – сказал Санталай, понизив голос, и подмигнул мне. – Пока царь думу в глазах держит, лучше убраться с глаз долой.
Антула была еще молодой женщиной и без детей. Два года она вдовела, но к брату мужа не шла, чтобы второй женой ему стать: мужа Антулы забрали духи – ушел он на охоту и не вернулся. Такая смерть не считается смертью, Антула хоть без мужа жила, а к брату его идти не могла. Как бы зависла она, ни туда, ни сюда не сдвинуться, пока духи мужа не отпустят или не откроют, где его кости. К Камке обращалась она, но та сказала: «Сама духов прогневала, как хочешь живи». А как одной женщине жить? Вот Антула и пускала к себе в дом молодежь. Тем все равно, где собирать зимние посиделки, а заодно Антуле помогали: нитки вместе сучили, еду, подарки приносили. Тем и жила.
Все это нам рассказал Санталай по дороге. Очи слушала молча, словно неинтересно ей, больше оглядывалась по сторонам. Я тоже радостно смотрела на знакомые дома, слушала скрип снега под конскими копытами, вдыхала жгучий воздух. Ночь была морозная, тихая, звездная, в самое небо поднимались дымы с крыш. Снега было много, и тропы протоптаны меж домами – сразу видно, кто дружен с соседями.
Вдруг скрипнула дверь, красный свет упал на снег, со столбом пара выскочил малец, как по дому бегал, в одной рубахе из материной юбки, проскрипел босыми ножками к углу, отвернулся, быстро помочился – и вприпрыжку кинулся обратно. «Ать! Ать!» – как собак науськивая, ему вслед прокричал Санталай. Мы хохотали с братом, а Очи с удивлением на нас глядела.
У коновязи возле дома вдовы было уже несколько лошадей. Брат заулыбался, узнавая по ним друзей, спешился, пошел к дому. Мы – за ним.
Парни и девушки, все свободные воины, сидели там, не соблюдая мест у очага. Антула, одна среди всех в юбке, как замужняя, меленкой терла зерна в муку. Лицо ее было намазано белым, и под черным париком казалось особенно бледным, болезненно серьезным и словно застывшим. Все другие смеялись, волной смеха и нас окатило, как вошли.
В этот момент охотник Ануй рассказывал, как с другим парнем, тоже тут сидевшим, ходил зверовать. Показывал, как тот на четвереньках, утопая в снегу, подползал к удобному для выстрела месту. Ануй изображал это, опираясь на руки и высоко задрав зад, двигался медленно, как беременная самка яка. При этом делал такое лицо, будто несет в зубах горит, и держит голову как можно выше. Выглядело это до того нелепо, что все давились от смеха. Охотник-растяпа, весь красный, тоже смеялся, и мы, войдя, не удержались от хохота. Все к нам обернулись.
– Легок ли ветер? – приветствовал Санталай собравшихся, прошел к очагу, опустился на колено и коснулся сначала остывшей золы, а потом – кончика носа. – Добрый огонь, – сказал, улыбнувшись хозяйке.
– Грейся, гость, – ответила Антула. Голос ее был низок и тягуч. – Кого ты привел?
– Ал-Аштара, моя сестра, – сказал он, обернувшись к нам. – Очи – ее воин. Это девы Луноликой, с посвящения сегодня спустились.
– Легок ли ветер, легок ли ветер? – заговорили все, приветствуя нас. Смотреть стали с удивлением и так, будто видели не только Очи, но и меня впервые, хотя некоторых парней, друзей брата, я знала.
– Добрый огонь, – отвечала я, приветствуя очаг. Очи не двигалась с места, молча смотрела на все.
– Луноликой матери девы – большая честь, – сказала хозяйка. – Счастье, говорят, приносят они, посетив дом. Никогда не видала я их близко, честно признаюсь. Проходите, будете почетными гостями.
Я смутилась – Луноликой матери девы и правда не придут на посиделки. Мне не хотелось, чтобы брат представлял нас так, но отступать было некуда. Я прошла к очагу и села. Но только успела сделать это, как Ануй, злой на язык, спросил:
– А что же дева твоя так и будет в дверях стоять? Или это страж твой? Или лошадь, к коновязи привязанная?
Люди засмеялись. Я обернулась – Очи стояла у двери. Я догадалась: она помнила о своей неукрашенной обуви и стеснялась. Что стало с моей смелой девочкой, дивилась я! В лесу она бы уже отлупила задиру Ануя, но сейчас стояла, потупившись.
– Эта дева – великий охотник и воин. К тому же ей духи назначили долю стать камкой. Я бы остереглась ее дразнить, зубоскал! – сказала я.
– Из каких же земель привели ее духи? – продолжал, однако, Ануй, ничуть не испугавшись. – И одета не как мы, и говорить не умеет. Уж не из темных ли она? Верно, кто пленил ее в дальнем походе!
Все захохотали, Ануй явно был заводилой. Один Санталай не смеялся, сидел растерянный, смотрел на меня, будто просил прощения. Дев, кто с нами посвящался в этом году и знал бы Очи, не было в доме. Она же молчала, даже не поднимала голову. Я начала злиться.
– Она нашего люда. На ней камская одежда. Не тебе судить о ней, горе-охотник!
– А почему же тогда… – хотел он продолжить, но его прервала Антула:
– Шеш, Ануй! Хватит! – и все замолчали. – В моем доме и так достаточно бед, чтоб еще осмеивать камов, – сказала она, поднялась с места и подошла к Очи, протянув ей на ладони золу из очага. – Легок ли ветер, гостья? – сказала мягко. – Грейся у моего огня.
Очи подняла глаза, посмотрела на золу на ладони, метнула на меня быстрый взгляд – так ли она поняла? Я кивнула, и тогда она коснулась пальцем золы и поднесла к кончику носа.
– Доброго огня тебе, – ответила. И вдруг глянув быстро в глаза Антулы, тихо добавила: – Скоро перестанут скрытничать духи.
