Если бы он смог. А он не мог. Он смотрел, представляя, что останется от этого надменного личика, от этой черноволосой головки после свистящего неотразимого удара Доран-ан-Тега, – и не мог поднять руку. Они не ассоциировались для него с врагом, которого следовало победить любой ценой, – и это все губило.
Сварог оглянулся на левый берег, оказавшийся гораздо ближе.
Место было заметное – прямо напротив сцепленных корвусами кораблей чернела среди деревьев высокая скала, похожая на восклицательный знак, а если пошлее – на фаллос. Тем лучше. Он бочком, бочком отступил к борту, прежде чем кто-то догадался в чем дело, и успел что-то предпринять, вытянул руку с топором над бортом, не без внутренней борьбы разжал пальцы. За бортом шумно плеснуло. Топор Дорана отправился на дно, откуда извлечь его мог только сам Сварог – или любой после его смерти, но никак не раньше.
– Это нужно понимать так, что ты сдаешься? – насмешливо спросила черноволосая.
– Это надо понимать так, что мне вас стало жалко и не хватило духу порубить в капусту к чертовой матери, – сказал Сварог сердито. – Живи уж, красотка.
Она сузила глаза:
– Может, ты и не врешь, что смог бы нас изрубить… Но это лишь доказывает, что боевого духа у тебя маловато. Значит, ты побежденный, с какой стороны ни смотри.
– А тебя розгой никогда не драли? – с любопытством спросил Сварог. Она так и вскинулась, от нее прямо-таки искры полетели. Сварог ответил ей невиннейшей улыбкой, и она, взяв себя в руки, глянула свысока:
– Ну что ж, безоружный пленник может резвиться, как ему угодно… – Обернулась к своим: – Осмотрите корабль. Этому наглецу на всякий случай свяжите руки и ведите их всех на галеру.
Сварог испугался было, что его станут обыскивать дотошно и обнаружат Караха, но Карах сидел тихонечко, как мышь под метлой, а Сварога лишь бегло охлопали, проверили, нет ли кинжала за голенищем, скрутили руки за спиной и молча показали на мостик. Он зашагал на галеру.
В корабельных тонкостях Сварог разбирался не очень. Только в пределах факультативного курса десантного училища – десять занятий: гребля на шлюпке, вязание морских узлов, сигнальная азбука флажками, флаги стран НАТО и контуры кораблей вероятного противника. Еще в голове копошились несколько разрозненных фактов, положенных по образованию для лара. Однако и этого скудного запаса было достаточно, чтобы сообразить, что галеры речные и для судоходства вне видимости берегов совершенно не пригодные. Слишком плоское дно, слишком низкая остойчивость. Хорошая бортовая волна тут же приговорит такое суденышко к вечному покою. И еще обратил внимание Сварог, что носы галер, в отличие от таларских обычаев, не украшают ни мифические, ни аллегорические фигуры. И есть на носах странные, обитые медным листом приспособления. Вроде как тараны. А если так, если создатели галер посчитали такое вооружение необходимым, значит, им, создателям, неведомы более хитроумные способы отправления супротивника на дно. И значит, хитроумные амазонки по уровню прогресса относятся самое позднее к железному веку – что посреди цивилизованного Итела выглядит очень подозрительно.
Очевидно, он излишне долго разглядывал корабль, на палубу которого ему предстояло ступить, и Сварога поторопили грубым тычком в спину.
Да, корабль был странным. Можно сказать – очень странным. Сварог уже успел привыкнуть к тому, что здесь посудины строят без всяких художественных изысков. Не тонет, просмоленное днище воду не пропускает – и ладно. Галера же оказалась форменным произведением искусства. Борта, мачты, стены были покрыты искусной резьбой. В основном декоративные узоры, хотя встречались и сценки, выполненные в манере, какую пленник видел на фотографиях древнегреческих ваз.
Узорами были испещрены даже весла. И гребцы – явно пленники-неудачники – были одеты не кто во что горазд или кого в чем пленили, а в одинаковые серые домотканые робы. И еще – смех, да и только! – рядом с каждым гребцом к борту была прикреплена скоба, в скобе покоилась вазочка, а в вазочке стоял цветочек.
Сварог встретился взглядом с одним из гребцов – здоровенным усачом, – и тот, как положено рабу, зло улыбнулся. Счастливый, что еще кому-то не повезло.
Сварог протопал между гребцами, с трудом разминулся с надсмотрщицей, аппетитной бабенкой лет тридцати, имеющей солидные выпуклости спереди, под оранжевой жилеткой, и сзади, под серыми кожаными штанами. Только вот вооружена была бабенка вместо положенного по штампу бича трезубцем. Сварог галантно улыбнулся даме и поднялся на вторую палубу. Там его втолкнули в кормовую каюту, привязали за руки к поддерживавшему потолок резному столбу и оставили одного. Он пошевелил запястьями – веревки держали крепко, не причиняя, однако, боли. Опыт у этих очаровательных чертовок был богатый.
– Ну что, Карах, влипли? – спросил он тихо.
– Выберемся, хозяин. Осмотримся. Угроза не смертельная.
– По-моему, угроза как раз смертельная, когда вокруг столько кошек, – проворчал Сварог. – Хроническое разбегание глаз заработать можно. Ладно, сиди тихо, запоминай дорогу по мере возможности, а там посмотрим, как тебя легализовать, и вообще…
С трех сторон каюты были высокие окна, и он глянул назад. Корвусы вновь подняли, вертикально прикрепили к мачтам, а «Гордость Адари» уже погружалась в воду, заваливаясь на корму. «Называется, побыл судовладельцем, – печально констатировал Сварог. – Интересно, колебался бы капитан Зо или без всяких сентиментальных метаний души шарахнул бы по красоткам картечью со всего борта? У них самих, кстати, ни одной пушки не видно…»
Стукнула резная дверь – вошла черноволосая. Стянула перевязь с мечом, повесила на затейливый крюк, по-хозяйски стуча каблуками, подошла и остановилась перед ним:
– Стоишь?
– Стою, – сказал Сварог. – Постою, не беспокойся.
– Ты правда лар?
– Правда, – сказал Сварог. – Так что можешь плясать от радости – непременно попадешь в летописи.
Она фыркнула, щуря карие глаза:
– В летописи я и так попаду, не беспокойся. Есть за что. Как твое имя?
– Лорд Сварог, граф Гэйр, – сказал он, искренне радуясь, что наконец нашелся кто-то, у кого это имя не вызвало никакой реакции, будучи абсолютно неизвестным.
– Ого… – сказала она. – Впрочем, у нас и графы найдутся… Я – Грайне, царица Коргала.
– Понятно, – сказал Сварог, хотя ничегошеньки не понял.
Никакого Коргала на континенте нет. А на Таларе нет царских титулов – только короли. Откуда же она тогда? И почему оба говорят на одном и том же языке? Вот только произношение у нее незнакомое – нигде вроде бы так не растягивают гласные в конце слова и не двоят «р»…
