пока точно не узнает, что случилось с бродягой, и его не удержать: он обязательно сообщит полиции.
– Да, – сказал я. – Нет никаких сомнений. Это одежда бродяги. Заходите, и я расскажу вам об этом.
Я отвел фермера в свой кабинет и закрыл дверь.
– Садитесь, – сказал я. – В это время дня я всегда выпиваю рюмку. Присоединитесь ко мне?
Паркер потер свои большие костлявые руки. Он сидел на краю стула, на который я показал, осматривался и выглядел очень неловко. Непрофессионалы вблизи кабинета врача всегда выглядят встревоженными.
– Хорошей выпивкой вы меня угостили в тот день, – сказал он. – Конечно, я выпью.
Я прошел в операционную и принес два медицинских стакана с темно-янтарной жидкостью. Один дал ему. Он выпил одним глотком.
Я поставил свой опустевший стакан на стол и сказал:
– Хорошо, Паркер, я готов сознаться.
– Сознаться!
Он так удивился, что стакан выпал у него из пальцев.
– Да! – я наклонился к нему, положив ладони на стол. – Помните, вы решили, что в этом бродяге что-то странное, и я посмеялся над вами? Вы были правы, а я ошибался. Он был необычной птицей.
Его глаза расширились.
– Необычная, – хрипло сказал он. Глаза расширились, но зрачки нет. Я посмотрел на его лоб, где стало очень заметно биение синистральной височной артерии. – Как это?
– Не знаю как, – прошептал я. – Не знаю. Но разве вы не назовете необычным, если человек исчезает прямо у вас на глазах, если он становится все меньше и меньше, когда вы на него смотрите, и наконец его совсем не стает?
– Бродяга это сделал? – Он произносил слова с трудом. – Становился меньше…
Пульс на его виске заметно замедлился, зрачки суживались до точек.
– Да, и совсем исчез. Вы мне поверите? – прошептал я. – Поверите в то, что я вам говорю?
– Нет, – Я ожидал такой реакции. – Нет.
Он попытался встать.
– Вы… вы дурачите меня. Пытаетесь меня обмануть. Вы что-то с ним сделали и теперь пытаетесь солгать.
Я широко развел руки.
– Хорошо, Паркер, – сказал я. – Я пытался, вы не можете меня обвинить.
– Я… пойду к копам… и расскажу им. – Он направился к двери. – Пусть они разбираются.
– Подождите, – спокойно сказал я. – Я пойду с вами. Я подумал, что сначала испытаю эту историю на вас. Если вы поверите, может, и все поверят. Но вижу, что это бесполезно. Могу пойти и сдаться.
Я надел шляпу и пальто и пошел по коридору с Паркером. Он споткнулся, я поддержал его и увидел с верха лестницы лицо моей экономки.
– Мистер Паркер болен, – сказал я ей. – Я отвезу его домой. Пожалуйста, позвоните в больницу и предупредите, что сегодня я не буду делать обход. И отправьте письма, которые я оставил на столе. – Фермеру я негромко сказал: – Не надо пока говорить ей. Скоро сама узнает.
Мне приходилось поддерживать его на тропе, почти поднимать, чтобы усадить в машину. Я обошел слева, сел за руль, и он прислонился ко мне.
– Распрямитесь! – строго сказал я ему, включая передачу. Он почти рефлекторно подчинился этому приказу и сидел достаточно прямо, чтобы не привлекать внимания соседних машин и полицейского у того самого светофора. Когда Паркер наконец лег и откровенно уснул, это больше уже не имело значения. Мы были на шоссе, и я как можно быстрей ехал в лагерь Ванука.
Доза снотворного, которую я ему налил в стакан, оказалась достаточной. Я отвлек его внимание от отличительного вкуса, удивив его. С точным расчетом времени, основанном на окулярных наблюдениях за его пульсом, я смог заставить его самого пройти до моего седана, прежде чем снотворное окончательно подействует.
Когда я приеду в изолятор, я объясню людям в лагере, что заехал по пути к Паркеру, нашел его в коме и решил привезти его сюда, где смогу уделять ему больше личного внимания, чем в больнице. Мы с Эдит сможем держать его во сне до того…
До чего? Дальше этого я еще не спланировал. Остальное в руках бога.
Я сделал все это. Я, Кортни Стоун, доктор медицины. На жаргоне преступного мира, я опоил человека и похитил его. Это не было хорошо. Но учитывая все, что я сделал раньше, какой еще у меня был выход?
Понимаете, Эдит Хорн убедила меня, что ради Хью Ламберта мы оба должны быть на свободе, чтобы помочь ему, когда он обратится за помощью. Если бы я не сумел заставить молчать Джетро Паркера, к вечеру я был бы в тюрьме.
Не нужно воображения, чтобы представить меня преступником. Я поистине стал преступником. Как ни странно, эта мысль мне понравилась. Слишком скучной и однообразной была моя предыдущая жизнь.
Продолжение рассказа Хью Ламберта
Налина вошла в лузан и села рядом со мной. Отверстие закрылось. Я сказал, что у этого необычного корпуса не было окон. Это верно. Однако, закрытый внутри него, я по-прежнему видел ровную дорогу впереди.
Нет, металл не был прозрачным. Перед нами был вертикально установлен экран, и на нем отчетливо и в естественных цветах изображалась дорога, как в объектив перископа; только изображение было правильное, не перевернутое.
Я подумал, зачем конструкторам экипажа пришлось использовать такое сложное оптическое устройство; гораздо проще установить оконные стекла. Налина коснулась рычага, и я понял причину.
Хребет, на который я смотрел, мелькнул и исчез с экрана. Перед нами была только длинная прямая дорога. С обеих сторон была только бесформенная серая мгла. Ни одно стекло, достаточно тонкое, чтобы быть прозрачным, не выдержало бы такую невероятную скорость.
За изогнутыми стенами лузана было место только для нас двоих. Я был одет только в этот плотный облегающий костюм – сибрал; и было очевидно, что под радужным платьем девушки тоже ничего нет.
Когда я вспомнил, как она пожала плечами и совершенно бесчувственно ответила на мое замечание о смерти этого великолепного воздушного существа, словно стальная плита разгородила нас, прекратив воздействие на меня близости Налины.
– Почему ее нужно было убить?
– Тафетам запрещено приближаться к стене, – ответила она. – Можно только по приказу и под охраной.
– Неужели это такое страшное преступление, что ее нужно убить?
– В Мернии есть только одно преступление – неподчинение Закону. И только одно наказание – смерть. – Жесткое замечание казалось совершенно неуместным в этих нежных девичьих устах. – Народ не может терпеть несоциальное поведение, каким бы легким ни было нарушение.
Я спросил:
– Неужели жизнь так дешева в вашей Мернии?
– Важна только жизнь Народа, только его благо. Стражник, который выстрелил из корета, не убил эту тафет. Она сама
