Портрет господина в пенсне, похожего на учителя сельской школы, был зачеркнут красным крестом, и рядом от руки оставлена надпись «Пойман».
Тут же висело еще одно изображение – шейный платок у этого человека был повязан на лицо, оставались видны лишь светло-карие глаза, дерзко смотрящие на зрителя из-под низко надвинутой шляпы-котелка. Надпись гласила: «Хлест – награда пять тысяч цинтур». Наверное, этот Хлест, которого никто не знал в лицо, жутко насолил властям, раз за него давали состояние в десять тысяч фунтов.
Я с иронией подумал, что пора мне переквалифицироваться в охотника за головами. Работа, кажется, гораздо более прибыльная, чем поиск похищенных младенцев, девиц и приборов для превращения мотории в амброзию.
Были в зале вывески и иного свойства. Во-первых, совсем небольшая, рекламирующая воздушные и грузовые перевозки с помощью «Компании Северного Небесного Пути». А также полно агиток с воодушевляющим содержанием, бело-золотыми флагами Риерты, ее гербом – крылатым единорогом, скачущим по воде. «Мотория – это путь к процветанию!», «Дукс – отец нации!», «Вместе мы шагнем в будущее» и прочая хрень, от которой лично у меня во рту появляется такой цвет, словно я только что сожрал телегу лимонов. В чем человечество никогда не меняется, это в той пафосной патоке, что правительство с удовольствием льет на головы тех, кто им позволяет.
Уж поверьте молодому идиоту, который благодаря таким вот листовкам и статьям государственных газет когда-то записался добровольцем на фронт. В отличие от многих я хотя бы вернулся, чтобы рассказать об этом другим.
Нет, поймите меня правильно. Я бы все равно пошел защищать свою страну, тут никаких вопросов нет, но хотя бы был избавлен от наивной чуши, что «вот сейчас, буквально через неделю, храбрые войска Королевства опрокинут искиров и погонят их прямо под стол глупца и труса императора».
Император оказался отнюдь не глупцом. И совсем не трусом.
С другими обещаниями пропаганды вышло примерно так же. Страшная мясорубка Великой войны растянулась на четыре с половиной года, всосав в себя множество стран и миллионы людей. Как говорится, иллюзии частенько затмевают реальность, а последняя всегда норовит повернуть в худшую сторону и забрать с собой мечтателей.
Человек, взявший мой паспорт, был без пиджака, в нарукавниках, чтобы не пачкать рукава рубашки чернилами. На его крупном носу блестело серебристое пенсне, густые брови походили на заросли засохшей травы, а усы были маленькими и тонкими, едва заметными.
Он глянул на меня, сказав:
– Добро пожаловать в Риерту, мистер Шелби.
– Спасибо.
У Риерты и Королевства один и тот же язык. Просто мы говорим чуть тягуче, а они, наоборот, мягче, напевно и немного быстрее, порой ставя ударение не там, где привыкли это делать в Хервингемме. Все оттого, что когда-то город также был нашей территорией, но одним из первых получил независимость благодаря милости Карла Третьего, прапрадеда нынешней властвующей королевы Элис. Но язык остался, хотя и изменился немного благодаря влиянию Княжества Йевен, расположенного по ту сторону озера Матрэ, за горной цепью. Традиционно здесь живет много уроженцев этой страны, и они конечно же чуть меняют ловлэнд[40]. Но не настолько, чтобы мы друг друга не понимали и не могли свободно общаться. В отличие от той же Республики, где господа, придумавшие игристое вино и кушающие лягушачьи лапки по случаю и без, смотрят на тебя как на грязь, если ты не в состоянии гортанно картавить на их непонятном наречии.
– Надолго приехали?
Он заметил мое удивление, в просвещенном мире обычно редко задавали вопросы о личных визитах, если только страны не находятся в состоянии войны или человека не подозревают в каком-нибудь преступлении. Поэтому доверительно пояснил:
– Знаете ведь, что у нас творится. Неделю назад мятежники попытались штурмом взять дом министра вод[41], а вчера на Рынке взорвалась бомба. Правительство не рекомендует туристам оставаться долго в целях их безопасности. Удары порой наносятся внезапно, особенно в районах, где мало жандармов. Так что будьте осторожны.
– Спасибо за предупреждение. Я уеду, как закончу с делами. Срока, к сожалению, не знаю. Хотелось бы побыстрее.
Он кивнул, подтверждая, что слышал мои слова, и повернул голову к дальнему столу, где бушевал Осмунд.
– Черт вас всех подери! – возмущенно рычал тот. – Какие, к собачьим чертям, документы у черного?! Он раб, у него не может быть паспорта, господа! Вы же не просите паспорт у моей шляпы или трости?! Он моя собственность, и моего слова вам должно быть достаточно!
– Минутку, – сказал мне чиновник и, подвинув стул, выбрался из-за стола.
Кроме него к конфедерату направился и один из жандармов в светло-серой форме. Вопрос решился общими усилиями за несколько минут, печать была поставлена, и Осмунд, все еще недовольный случившимся, ушел. Молчаливый раб, в обеих руках которого было по большому дорожному саквояжу с латунными замками, тенью следовал за своим господином.
Из всех приехавших первым классом я единственный оставался в зале.
– Конфедераты, – извинился господин в пенсне, усаживаясь на место. – Вечно с ними проблемы на пустом месте. И им всегда плевать на законы других стран.
Я сочувственно хмыкнул.
– Знаете кого-нибудь из этих людей? – Риертец указал перьевой ручкой на портреты бунтовщиков, висящие на стене у меня за спиной.
– Не имею чести.
Он фыркнул:
– Чести! Тоже скажете, мистер Шелби. Они хотят разрушить основы государства, какая уж тут честь.
Чиновник начал переносить данные моего паспорта в толстую тетрадь с обложкой вкуса шпината.
Я мог и сам ему продиктовать.
Итан Шелби, тысяча восемьсот семьдесят пятого года рождения, тридцать шесть лет, уроженец Королевства, Хервингемм, графство Маблшир. Шесть футов и три дюйма[42]. Четырнадцать стоунов и четыре фунта[43] (приблизительно). Волосы рыжие, глаза серые. Над правой бровью небольшой косой шрам, идущий справа налево. Спинка носа деформирована слабо, без смещения. Скулы ярко выражены. Ушные раковины средние. Татуировки отсутствуют.
И так далее и тому подобное.
До начала войны, в связи со стихийным развитием железных дорог и океанских маршрутов, многое изменилось и повлекло за собой массовое перемещение большого количества народу. Пришлось пересматривать пограничные правила и думать об изменении документов. У каждой страны были свои стандарты, и порой у людей, отвечающих за проверку подобных бумаг, мозги кипели. В итоге службы просто перестали проверять паспорта, а потом их и вовсе отменили в большинстве развитых стран.
