Тезка Александроса посмотрел на своего партнера и встал. – У меня есть предложение, - сказал он, - Война. Простая, честная война. Мы отберем средства массового уничтожения у тех, у кого они есть и пусть воюют, пока не останется миллионов двадцать – вполне достаточно. Организовать кровопускание ничего не стоит, люди всегда готовы вцепиться в горло друг другу. Оставшихся в живых расселим в плодородной зоне, малыми группами, чтобы не кучковались, не изобретали пластикового дерьма чтоб. Пусть победят сильнейшие, - он обвел взглядом амфитеатр, - И никому не будет обидно. – В разных концах зала сразу вскочило несколько человек. – Это несправедливо и нечестно! – крикнул японец в кимоно, - Победят те, кого больше, они задавят массой! – Конечно! – поддержал его иудей, выходя из своей презрительной отстраненности, - Не говоря уже о том, что ни один народ не способен пережить повторного холокоста! – Не в количестве дело! – крикнул какой-то краснокожий, - У белых останется достаточно обычных вооружений, чтобы устроить геноцид кому угодно, если уж отбирать, то отбирать все, вплоть до железных ножей! – А тогда вся эта дурацкая затея теряет смысл! – закричал интеллигентного вида турок в феске и европейском костюме, - Не будет войн, если нечем станет воевать. Но люди будут грызть друг друга зубами – и плодиться! Убивать друг друга камнями – и плодиться! А потом русский Калашников сделает автомат из ящика из-под водки – и ничего не изменится!
- Да не получится по-честному, Саша, - тихо процедил сквозь зубы Александрос, - Верь моему опыту – сначала надо прополоть этих мудаков, а потом уже начинать чистку человечества.
- И что же, так было всегда? – спросил он, - Если так, то я вообще не понимаю, каким образом Ариану удалось создать организацию. – Они сидели на камбузе судна, заякоренного в Бокатере, и пили кофе с «Метаксой», перед этим плотно и жадно поужинав или позавтракав – уже занимался рассвет.
После его выступления сессия длилась еще довольно долго и бестолково, закончившись полным крахом. Саамы умные начали потихоньку отваливать – по-атлантски, еще до ее окончания. В конце концов, Ариан мрачно глядя в полупустой зал, закрыл собрание и ушел тяжелой походкой уставшего человека. Это был полный провал.
- Нет, не всегда было так, - сказал Александрос, отвечая на его вопрос, - Пока речь шла о второстепенных, организационных проблемах все было достаточно пристойно. Свара началась, когда дело коснулось главного – тотальной войны. Атланты всегда были враждующими одиночками, но сегодня прибавилось дополнительное основание для вражды – национальная и расовая принадлежность. На самом деле, им плевать на народы. Каждый из них считает себя народом – японским, английским, еврейским и так далее. И это прибавляет смачности плевку в сторону другого атланта. Упыри они, тезка, вражины. – Все, кроме тебя? – Почти все, - Александрос ухмыльнулся, - Есть еще ты. Есть еще десятка три мужиков. С которыми можно иметь дело, среди них – японец, кстати. – А где женщины? Среди них что, нет атлантов? – Это атлантов среди них нет. Женщины рождают атлантов, но сами атлантами не являются. – Дискриминация. – Именно, - кивнул Александрос, - Половина бед человечества – от феминизации. У женщины нет чести. Все ее хваленые достоинства – это обставка для гипертрофированного инстинкта собственности. Она – жадное, коварное, похотливое и злобное животное, намного превосходящее мужчину в жестокости. Античные демократии не были настолько подлыми, как нынешние потому, что туда не допускали женщин. – Женщины рожают детей сегодня так же, как и тогда. – Верно. Поэтому им и прощаются все вышеуказанные качества, они необходимы для исполнения основной функции – деторождения. Но если женщина пренебрегает этой функцией, то она годна функционировать только как шкура на барабане. В полковом оркестре. – И все-таки, - задумчиво произнес он, - Есть некоторая сладость в исследовании ее патологической нервной системы. – Есть, - согласился Александрос, - в особенности – периферийной, в области эрогенных зон. Это делается так. Берешь женщину… - Дальше я знаю, - перебил он, - Я не знаю, что нам делать с мужчинами. С тысячью четырьмястами восемью атлантами, остающимися после вычитания казанной тобой тридцатки. – Александрос потер щетину на подбородке, - Я начинаю думать, что благими намерениями мостить дорогу в ад свойственно не только людям. Ариан со своим штабом совершил стратегическую ошибку. Он не учел, что в общей расовой памяти атлантов не содержится ничего общего, кроме идеи тотальной войны. Эта идея находилась в латентном состоянии до тех пор, пока большинство атлантов не подозревало о существовании друг друга. Ариан свел их вместе, он их, фактически, стравил, он спустил псов войны. – Ты чрезмерно пессимистичен, Александрос. Я, например, не испытываю желания бить по головам всех подряд. – Это потому, что ты еще не осознал в полной мере своих возможностей и не состыковал их с соответствующими им потребностями. Совесть – это страх потерять статус защищаемого общественной моралью. А мораль основана на страхе быть пойманным за руку. Я не желаю жены соседа потому, что сосед перережет мне горло с одобрения других соседей – вот основа моральных ограничений. Но атлант не ограничен ничем, кроме пределов своих сверхчеловеческих способностей, питаемых человеческими амбициями. Ты представляешь, что произойдет, когда этот иудейский жрец с возможностями Иеговы обопрется на голову «избранного народа» - им избранного? Когда индийский факиришка начнет размахивать трезубцем Шивы? Когда тупой, жадный американский миллионер с мозгами куклуксклановца приберет к лапам американские банки и американскую военную машину? Или когда китайский мандарин, у которого за плечами поколения предков, рассматривавших своих соплеменников, как навоз, станет императором? – То же самое, надо полагать, если ты, Александрос, воссядешь на престол Аскольда и Рюрика. – Александрос резко выдохнул и отвел глаза. – А что остается делать? – сказал он через несколько мгновений, возвращая взгляду твердость, - Когда ни о какой общей, конструктивной цели уже нет и речи? Когда со дня на день начнется всеобщая свалка? В России есть чего хаять и много чего. Есть за что тыкать русских мордой в грязь, и поделом. Но, раз уж такое дело, - он ухмыльнулся, - То я буду на стороне своего двора, так с детства приучен. А ты с кем? – А я думаю, что нет места для дворового мышления. Ариан и триста шестьдесят атлантов, которые выбрали его царем – это сила. И они не станут сидеть, сложа руки, и смотреть, как все расползается по дворам. – Черт возьми, да ты наивен! Индус и еврей – среди тех трехсот шестидесяти, Ариан сам воспитал их, как и многих других. Это такие дворняжки, как мы с тобой, защищают двор. А дворяне – предают всегда! – Все равно, судьба России – это глобальный вопрос. А я не готов к самостоятельному решению глобальных вопросов. – А кто готов? – крикнул Александрос, - Сам Господь Бог не готов, иначе не допустил бы, - Александрос тяжело осел на стуле, - Если Он есть. – Кто его знает, что там есть, - ответил он, неопределенно покрутив рукой в воздухе, - В тех неизмеримых и ужасных пространствах Вселенной.
