Я отрываю от себя своего отпрыска, единственного наследника Дома Тобольдо! За вас! За Рифф! За героизм и кровь, сегодня я определяю ему смерть!
Под рев Максигалдоры, Укулукулун швырнул Эфоэ в лапы каракурта. Жрец ловко поймал мальчика и прижал к себе. Под манипуляциями хитиновых лап Алтарь Гемолимфы вытянулся и его белая часть, принадлежащая Укулукулуну, стала не меньше средней ванны. Уверенно, но без агрессии, каракурт уложил туда Эфоэ.
У меня аж веко задергалось. Укулукулун не просто безжалостный тиран и убийца, он еще и беспринципный изувер, идущий на все ради сохранения своей власти. Если нужно умертвить своего ребенка, чтобы и дальше «утяжелять пятой точкой» престол Анкарахады – он это сделает. Да, жертва, которую он предлагал Рифф поистине бесценна… Самое печальное, что даже если в глазах преторов и Анкарахады – это является таковым, то в очах–воронках Укулукулуна – нет. Его сын – инструмент, способный надавить толпе на жалость и вернуть ему утерянные «очки» Экдизисов.
– Отмеченный, – прокряхтел каракурт. – Теперь ты.
Что? Что у меня есть такого, что перекроет карту архонта? Даже если бы тут были Эмилия или Грешем… Стоило мне только подумать о друзьях, как они тотчас появились рядом со мной. Полупрозрачные, призрачные образы–тени, они будто бы были взяты из иной реальности. Прижавшись друг к другу, друзья спали под раскидистым деревом. Я знал – выбери я одного из них, и он сразу же воплотиться на Максигалдоре. Поборов желание возможно в последний раз дотронуться до Эмилии, я помотал головой. Не думай о них, не думай! Я стиснул пальцами виски. Помогло. Вампир и колдунья обернулись дымом и с легким ветерком покинули Лобное Место. Пронесло.
– Отмеченный! – с нажимом повторил каракурт.
Видимо, иначе никак. Что же, это таково и более никакого.
Я размял шею, улыбнулся и потопал по песку Максигалдоры. Почему–то только сейчас я почувствовал, какой он теплый и мягкий. Даже приятный. Такой устилает берега Радужного Моря, что плещется у Бархатных Королевств. Эх, окунуться бы в его воды и половить рыбку на вечерней зарнице!… Эх, эх…
Остановившись напротив каракурта, я заговорил:
– Преторы Анкарахады, как вы уже знаете, меня зовут Калеб Шаттибраль. Великая Рифф Своей волей помазала меня на Испытание. Я не хотел Его. Я сопротивлялся Ему, как только мог, потому что боялся Его. Ныне ничего не поменялось. Праматерь превозносит в архонтах силу, могущество, мудрость и прочее – всего этого больше в Укулукулуне. Это правда. Архонт Укулукулун так любит Анкарахаду и Праматерь, что без всякого колебания приносит в жертву своего сына. Похвально? Достойно? Нет! Анкарахада, выслушай меня, «не паука» и пришельца с Земли! Так не должно быть! Почему – спросите вы меня? Нас миллионы, а мальчишка один! Это так. Но разве именно Эфоэ Тобольдо обязан выкупать у Рифф помилование Анкарахады? Опять нет! Это бремя лежит на его отце Укулукулуне! Укулукулун кидает на заклание неповинную душу! Он трус! А я нет! Во мне есть мужество! Анкарахада, за тебя настоящий архонт будет жертвовать не кем–то, но собой! Я не возложу на Алтарь Гемолимфы ни одного, ни двадцать одного своего друга! Максигалдора, Суд Всех Преторов, Экдизису Жертвы я предлагаю себя!
Укулукулун весело расхохотался.
– Тогда ты погибнешь, – выдавил из себя Лиуфуил.
Было видно, как он впечатлен моей речью.
– Да, но я хочу, чтобы жил этот юноша. Если мы загоримся вместе, и я истлею раньше, может еще будет шанс его вылечить.
– Ты сказал, – кивнул Лиуфуил. – Иди.
– Умри, глупый раб! Умри! Умри! Умри! – прокричал мне в спину Укулукулун.
Теперь черная сторона Алтаря Гемолимфы приняла форму прямоугольника. Я сам забрался в нее и посмотрел на стучащего зубами Эфоэ.
– Эгей, ты как?
Он мне не ответил. Эфоэ не верил, что это происходит с ним. Что с ним так поступил его родной отец. Мне было очень жаль парня. Прости, что так вышло…
– Крепись, – шепнул я ему. – Скоро все закончится. Закрой глаза. Вот так.
Где–то сверху Лиуфуил выкрикивал «Экдизис Жертвы!», «Экдизис Жертвы!», «Экдизис Жертвы!», а я вспоминал лужайку полную колхикума, звонкую речку и карасей в ведерке…
Каракурт посыпал мои волосы каким–то порошком. Так, наверное, я гореть буду лучше.
Факел… Форгат!…
Внезапно надо мной взвился огонь. Я только подумал – ну вот и все. Пламя объяло меня со всех боков. Оно трещало и щелкало. Боль… Она отсутствовала. Повреждения? Никаких. Энергия стихии не причиняла мне абсолютно никакого вреда. Я в изумлении воззрился на Эфоэ. С ним происходило то же самое. Тут что–то громко бабахнуло, и сын Укулукулуна, словно катапультный снаряд, вылетел из Алтаря Гемолимфы. А я все пламенел и пламенел. Внезапно меня подняло в воздух. Я, как фитиль свечи, ярился чистым черным огнем и парил вровень с преторами. Затем, чуть погодя, огонь унялся, и я плавно опустился подле Алтаря Гемолимфы. Вся Максигалдора, преторы, Укулукулун и я впились взором в Оцеллюсы. Все, кроме одного, они полыхали чернотой.
– Третий Экдизис! Экдизис Жертвы Дух Рифф присуждает Калебу Шаттибралю! Отмеченному, благородно отдавшему себя за Анкарахаду и безгреховное дитя Дома Тобольдо! – экзальтированно протрубил Лиуфуил.
– Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! Шаттабра! Шаттабра! Бум! Бум! – стонала Максигалдора.
Укулукулун смотрел на Максигалдору и не мог поверить в то, что он видит. и в то, что он слышит. Широко открытые глаза–воронки архонта, всегда такие кошмарные и чудовищные, сейчас выражали неподдельный ужас. Не дожидаясь объявления четвертого Экдизиса, Укулукулун, словно безумный, рванулся к Базалу…
– Теперь черед отмеченного обозначить какой Экд!… – испуганно крикнул Лиуфуил.
Он опоздал. Укулукулун вцепился в рычаг, потом дернул его на себя. Ганглион пришел в действие. Максигалдора тут же стихла.
– Это не по правилам! – еще раз запротестовал Лиуфуил.
– Я отменяю все правила Испытания и отменю тебя, если ты не заткнешься! – отрезал Укулукулун.
Стрелка Ганглиона поднималась снизу вверх. Она прошла «десять» и «одиннадцать часов» и остановилась на «полуночи» – изображении скрещенных мечей. На прекрасном лице архонта проступила жуткая улыбка. И что–то оборвалось во мне в этот момент. Я почему–то почувствовал, что мне никогда не одолеть архонта на предстоящем Экдизисе…
– Экдизи-и-ис Войны-ы-ы! Рифф, Суд Всех Преторов, Анкарахада! Экдизи-и-ис Вой-ны-ыы! Раб и свободный! Экдизи-и-ис Войны-ы-ы!
– Ты – покойник, – уверенно сообщил мне Укулукулун.
Он расслабился и выпятил грудь. Ныне он выглядел так, как будто с его плеч свалилась целая гора. Что Испытание уже в его руках.
Да, в чем же ему так повезло, тролль побери?!
– Экдизис Войны за все Испытания всей истории Анкарахады выпадал всего один раз. Сегодня… Он вновь показался на Ганглионе, – пробормотал как бы сам себе Щипиш.
Лиуфуил обратился ко мне и Укулукулуну:
– Экдизис Войны – уникален. Он – совершенное желание Рифф нашей Праматери дать возможность испытуемым проявить себя в самом чтимом Ею ремесле – в уничтожении врагов Анкарахады. Сейчас враг
