Городок в самом деле походил на подкову, форма странная, но там река сделала тугую петлю, город расположился в этом удобном для защиты месте, разросся, со спины подлетающего дракона видно довольно большую пристань, с десяток просторных лодок и несколько объемных шнеков и ладей. Из ближайших складов к ладьям медленно двигались крохотные людишки с мешками за спиной.
Озбириш недовольно рыкнул:
– Зашевелились!.. Как будто знали, что прилечу. А что делали две недели?.. Товар ждут…
Иггельд старательно выбирал место, где сесть, чтобы и поближе к порту и чтоб не напугать народ. Проблему решил Озбириш, громыхнув над ухом:
– Сажай на пристань!
– Но люди испугаются…
– Вот и хорошо. Пусть видят, что я в любой момент могу вот так, как снег на голову, вздрючить, чтобы шерсть дыбом, и снова за тридевять земель!
* * *
Чтобы не пугать народ, они с Чернышом все-таки ушли с пристани, а Озбириш отправился вершить суд и расправу над нерадивыми работниками. Черныш испугался огромного количества воды, до этого близко знал только ручей в пещере и горную речушку, что протекала по краю долины. Иггельд выбрал место, где берег пологий, с чистым крупным песком, чтобы дно хорошо видно, сам вошел до колен, а потом до пояса, долго зазывал трусливого друга, а когда тот в нерешительности прыгал по берегу и отчаянно взвывал: выйди оттуда, я боюсь за тебя, рассерженный, вылез и начал тащить его за голову, за лапу, пихал в зад.
На берегу в сторонке собралась толпа. Драконов в этом крае видели только в небе, да и то редко, а здесь живой, настоящий, ревет, лапами перебирает, хвостом стучит, а пасть-то, братцы, пасть какая! И что это он такое вытворяет, что у них за игра…
Иггельд, красный от стыда – снова опозорил, скотина, – заталкивал в воду, шипел сквозь зубы, стараясь сохранять для зрителей улыбку, но Черныш делал вид, что ориентируется не по словам, а по улыбке, лизал его в лицо, подпрыгивал, приглашая играть на берегу повыше и подальше от воды.
Наконец, когда Черныш кое-как уразумел, что родной папочка не настаивает, чтобы он лез в это страшное весь, а достаточно, чтобы постоял в этом по колено, все-таки сдвинулся, дрожа и приподнимаясь на цыпочки, даже шею вытягивал к небу, чтобы подальше от этого, страшного. Иггельд начал говорить хорошие слова, гладил, что значит – стучал палкой по тем местам, где всегда чешется, потихоньку брызгал водой. Черныш наконец начал потихоньку опускать голову, расслабил окаменевшие мышцы, они перестали вздувать кожу так, словно вот-вот прорвут, как толстые корни деревьев, что, грозно вспучиваясь, выступают из укрывающего землю мха.
А потом Черныш наконец увидел рыбешек. Мелких, жалких, совсем не тех рыбин, что он ловил в ручье. Удивленный, пораженный, он опустил голову к воде и долго всматривался, все еще не веря глазам своим, ведь в большой воде должны быть и рыбы громадные, страшные, жуткие, кусачие, а здесь как-то даже неловко за такую воду, прямо стыдно за нее…
Осмелев чуть, он зарычал тихонько. Вода не ответила, он рыкнул громче, утих опасливо, прислушался и, видя, что вода не огрызается, в восторге ударил ее лапой. Иггельд прыгнул в сторону, но вода окатила с головы до ног. Черныш возликовал, родитель с ним играет, начал скакать, сперва по мелководью, потом нечаянно забирался все глубже, пока ноги не начали отрываться от земли. Он ощутил неудобство, не понял, страшно удивился, что стал легкий, как бабочка, а тут еще волна прямо в морду, он показал ей зубы, грозно рыкнул, пугая, но на всякий случай поспешил выбраться поближе к берегу.
По течению резво шла посреди реки, хлюпая бортами, тяжело груженная товаром ладья. Там заметили резвящегося в воде дракона и в панике попытались остановиться, но ладья набрала слишком большую скорость, да еще и течение, ладью старались сдвинуть в сторону, но Черныш уже почти вылез на берег, стоял по колени в воде, приглашающе двигал хвостом, но весьма резво, там бурлило, словно из-под воды бил могучий родник.
Иггельд помахал рукой, мол, плывите спокойно, Черныш дотянулся до него, сделал вид, что собирается лизнуть в руку, но исхитрился и лизнул в нос. С ладьи что-то прокричали, Иггельд не расслышал, снова помахал рукой, надеясь, что выглядит успокаивающе. Но очень испугались на ладье или не очень, но она все так же двигалась по течению, постепенно замедляя ход, начала поворачивать к пристани, где уже появились люди с причальными канатами в руках.
– Купайся, – сказал Иггельд, – лови рыбу… Черныш, как хорошо… мы с тобой – победители!
Он отошел на несколько шагов, плашмя рухнул в прогретую солнцем траву. Засмотрелся в синее небо с мелкими облачками, совсем не белыми, как их почему-то считают и даже называют, а слегка оранжевыми или желтоватыми, но никогда не белыми…
Рядом затопало, солнце заслонила огромная туша, что вовсе не черная, а с оттенком серо-зеленого. Распахнулась пасть, массивная голова пошла вниз, Иггельд поспешно перевернулся на живот. Черныш осторожно потрогал его лапой, Иггельд сказал сердито:
– Брысь, жаба!.. Брысь под корягу!..
Черныш лизнул его в затылок, но это не так интересно, Иггельд услышал, как над головой фыркнуло, топот начал удаляться, снова захлюпала вода. Щека лежит на теплой, прогретой, как подушка, земле, перед глазами на фоне синего неба слегка колеблется трубчатая травинка, по ней поползло нечто огромное, ужасное, с металлическим отливом на горбатой спине… а сама травинка не травинка, а огромное дерево, только не дерево, а нечто волшебное, огромное, неведомое, созданное огромными всемогущими богами, глаз ухватил движение внутри этой огромной трубы, солнце просвечивает толстые стены насквозь, из-за чего они как полупрозрачный изумруд, внутри тоже двигаются тени, сгущения, призраки, привидения, дивные лесные и древесные чудовища…
Стебель, чтобы не переломиться от собственной чудовищной тяжести и выстоять против ураганов, скреплен через равные промежутки толстыми кольцами, они наполовину утоплены в стены исполинской трубы, наполовину выступают валиками, из-за них труба поднимается не строго ровно, а коленами, с небольшими изгибами.
Он повернул голову, возвращаясь из колдовского мира в свой, где эти чудовищно огромные трубы волшебных деревьев всего лишь травинки, а он лежит бесцельно и бездумно, ожидая, пока Озбириш закончит свои дела, вот совсем близко мелкие остро пахнущие цветочки, с них поднимаются и ползут по небу растрепанные белые облачка, вот двигается по ромашке чудовищно огромный, раза в три крупнее Черныша, жук с металлическими надкрыльями, сейчас переберется на облачко и поедет, погрузив когтистые и крючковатые лапы в белый пух, как в снег… нет, опять он едва не провалился в колдовской мир, облака очень далеко, а жук – близко…
