— Потому что не интересовалась,— спокойно объяснил Север.— К тому же на северном берегу Стикса мало кто слышал об этом, но в Стигии уже встревожены. С юга усиливается поток беженцев из приграничных государств, которые рассказывают о том, что на правом берегу Реки Смерти по ночам пропадают целые деревни — то ли жители уходят куда-то сами, то ли их угоняют.
— Впрочем,— прервал его старец,— все это пока лишь слухи.
— Слухи-то слухи. Но вот как хлынут с юга орды дикарей…— Вожак покачал головой.— Боюсь, это окажется пострашнее, чем пикты!
— Пикты? А что пикты? — не поняла Соня.
— Уже сейчас аквилонцы едва сдерживают их натиск,— пояснил Север,— но рано или поздно они не выдержат, и тогда…
— И тогда гирканцы ринутся им навстречу,— продолжил Хэлдир,— чтобы не упустить свою часть добычи, и если еще одна черная орда навалится с юга, то…
— От Хайбории вообще ничего не останется,— закончил его мысль Вожак.— Разве что север, который никому не нужен, потому что его и так скоро задавят льды.
Несмотря на жарко горевший огонь, девушка зябко поежилась.
— Что же делать? — прошептала она.
— Живи! — Север пожал плечами.— То, что ты услышала,— лишь самое мрачное из возможных предположений, а боги избегают крайностей.
Некоторое время Соня молчала, прислушиваясь к потрескиванию дров в очаге и звону капель за окном.
— Когда-то я слышала,— заговорила она,— уже, правда, не помню где, поговорку: «У бога людей много». Самое странное в том, что сказал ее не дикарь, поклоняющийся кровавому идолу, а почтенный проповедник, искренне верящий в Митру. Он имел в виду, что его веру и единоверцев есть кому защитить. Но, как ни странно, я тогда подумала о другом.— Она помолчала.— С донесением посылают гонца, зная наперед, что дорога опасна. Гонец не возвращается. Тогда посылают отряд из десяти человек — их постигает та же участь. Потом посылают сотню, но до места добирается только один. Теперь известно: чтобы один добрался до места, необходимо отправить сто человек, но и это не обязательно. Случайная стрела — и все пропало. И с каждым гонцом начинают посылать по две сотни. Главное ведь, чтобы весть достигла цели, а людей у бога много!
— Э-э! Как ты судишь-то строго! — покачал головой старец.
— Потому что ненавижу! — уставясь в одну точку, сквозь зубы процедила девушка и посмотрела в глаза Хэлдиру.— Ненавижу всех этих аквилонцев, митрианцев, прячущих под красивыми одеждами похотливые тела, а под благожелательными улыбками — грязные мысли. Ненавижу тех, кто делает не то, что говорит, а говорит не то, что думает, потому что даже их извращенные умы стыдятся собственных мыслей!
Она сцепила дрожащие руки и прижала их к столу. Хэлдир продолжал покуривать, изредка выпуская ароматные облачка, а Север накрыл руки девушки своей большой ладонью и попытался заглянуть в глаза, но она упорно смотрела в сторону.
— Успокойся.— Он дружески сжал ее руки.— Не изводи себя.
Соня взглянула в честные глаза воина и неожиданно для себя захотела поделиться с ним наболевшим, даже если потом она пожалеет о сказанном.
— Ты не хочешь узнать, что со мной приключилось? — спросила она.— Как родилась моя ненависть?
— Нет,— ответил он,— не хочу. Быть может, когда-нибудь я и услышу твою историю, но не сейчас. Ты уже завтра пожалеешь о своих словах. Ты еще не готова, королева.
Девушка нахмурилась, потом вдруг улыбнулась, правда не слишком весело.
— А ты хитрец,— сказала она.— Но ты прав. Еще не время.
— Спать пора,— сказал Хэлдир, подавив зевок.— Завтра встаем на заре и начинаем настоящие занятия.
— А дождь? — удивилась Соня.
— Какой дождь? — хитро прищурившись, спросил он.
Девушка прислушалась. И верно — снаружи не доносилось больше ни единого звука. Она посмотрела в окно, затянутое ночной тьмой, и почувствовала вдруг, что действительно хочет спать. Она прошла в свой уголок, лениво разделась, залезла под шкуру И свернулась калачиком, но заснуть не успела.
— Ты когда собираешься к Лорне? — спросил Север, и его голос заставил Соню насторожиться.
— Дня через три, не раньше,— ответил старец.— Да ты не беспокойся: не в первый раз остается она одна. Завтра-послезавтра Феран по твоему заказу привезет из Келбацы фруктов. Еще через день Лорна заберет их у него.— Он посмотрел на Севера.— Тебя что-то тревожит…
— У меня не идет из головы поведение Вилвы,— ответил Север.— Ты ведь знаешь, что после ритуала у них развивается не только ум.
— Что ты хочешь сказать? — спросил старец.
— Мне кажется, она что-то почувствовала,— пояснил воин.
— Ну и что?
— Да ничего.— Вожак лениво потянулся.— Просто мне это не нравится.
— Я не узнаю тебя, Север. Чего это ты всполошился? Ну искали. Так ведь не нашли же! И больше уже сюда не сунутся. Чего им рыскать в этих горах?!
— А если успели что-то заметить?
— Тогда непременно вернутся, чтобы проверить, и мы всегда успеем ускользнуть,— уверенно ответил старец.
— А Лорна? — настаивал Север.
— А что Лорна? — переспросил старик, и Вожак недовольно пожал плечами: он не понимал вопроса. Впрочем, Хэлдиру и самому не нравилось то, что он говорил.— Слушай,— наконец заявил он,— иди-ка и ты спать!
Он указал на замершую под шкурой Соню, а та вовсе не спала. Едва услышав имя девочки, она открыла глаза, и, хотя ничем не выдала себя, сон как рукой сняло. Ишь как он заботится о ней…
«Ну что ты маешься, дура?! — хотелось ей прикрикнуть на себя.— Да ведь она же ребенок! Он заботится о ребенке!»
«Ребенок?! — с издевкой проскрипел отвратительный голос, который изредка являлся девушке, когда она пребывала не в духе.— Ребенок скоро подрастет — так всегда бывает! — Голос гнусно захихикал, словно заскрипел на ветру старый ставень.— Мы видели! Мы вместе видели, кем станет этот ребенок через пять лет,— напомнил голос,— а потом через десять! А ведь она уже сейчас любит того, кого любишь и ты!»
— Я?!! Заткнись! — закричала Соня.— Уйди!
И вдруг почувствовала, что проснулась от собственного крика. Она испуганно открыла глаза и, стараясь не шевелиться, осмотрелась. Ни одна из ламп не горела, и огонь в очаге давно потух, но, когда она подняла голову, две пары желтых глаз уставились на нее из темноты. Соня приложила палец к губам, словно общалась с людьми, но волки прекрасно поняли ее и успокоились.
Девушка невольно припомнила свой сон, но, как ни странно, в памяти попеременно всплывали только три образа: длинноногая девочка, юная принцесса и молодая красавица. Она опять задремала, и эти три портрета поплыли перед ней в каком-то странном танце. Иногда между ними проскальзывал образ Севера, и тогда откуда-то издалека до нее доносился скрипучий голос: «Она любит его! Как и ты!». Налетавший порыв ветра уносил прочь ехидный смех, и все начиналось сначала.
