Он огляделся, его желтые глаза буравили окружающую мглу.
— Как поживает Умос? — прошептал Никас.
— Между мирами, — сказал Шоск. — Пребывая ни в мире нашего повелителя, ни в этом.
Трагган и Шоск подошли к одной из стен, той самой, у которой бандиты заставили встать своих заложников. Она была абсолютно черна, чернотой не просто как отсутствием света, но будто бы всосавшей в себя весь цвет и свет. Поверхность была почти ровной, лишь с какими-то отклонениями в некоторых местах. При ближайшем рассмотрении в них можно было распознать человеческие лица, искаженные ужасом и страданием. Большая неровность имела очертания мужчины. Это казалось горельефом, вырезанной в камне человеческой фигурой, но более пристальный взгляд обнаруживал картину куда ужаснее: будто бы человек пытался проникнуть сквозь черную пелену в реальный мир. И лицо это принадлежало жрецу Умосу.
— Умос, способен ты слышать нас? — позвал Трагган.
Долго не было никакого ответа, наконец, будто издалека, донеслись слова.
— Я слышу тебя, брат! — молвил далекий стенающий голос. — Наш темный повелитель пожирает свои жертвы, жалких смертных, заброшенных сюда вместе со мною. Он алчет все больше. Вытащите меня отсюда или найдите ему других, дабы он мог утолить свой голод их душами.
— Дело плохо, — сказал Шоск. — Время не наступило. Следовало еще приблизить нашего господина к земному алтарю, прежде чем вскармливать его душами жертв. Он становится сильнее, он приближается к могуществу, и у нас нет времени дождаться нужного расположения звезд и планет, до того как исполнить обряды, сбросить заклятья и вернуть его в надлежащее самопознание. — Слова вылетали сплошной, панической скороговоркой. Он повернулся к Трагтану, и ужас сверкнул в его глазах. — Трагтан, — говорил он, — мы можем впустить в этот мир вещь столь же неразумную, сколь всемогущую.
— А так ли это плохо? — сказал змееподобный жрец.
— Что могут значить твои слова? — спросил Шоск.
— Разве дети мы — ощущать и постигать нашего бога, словно любящего отца? Великий Ариман — господин разорения и разрушитель миров. Даже ничтожный культ Ормазда признает, что Ариман должен выполнить свой акт полного уничтожения, чтобы добрый Ормазд мог возродить мир сияющим и великолепным. Нам известно, что разрушение — это предел всего. Разрушение — триумф Аримана!
— Но разрушение должно длиться веками, — протестовал Шоск. — А магией того колдуна внимание нашего господина было притянуто, будто железо магнитом. Он принял в жертву смертных, прижатых к стене. Теперь… — Голос жреца задрожал. — Теперь и мы можем быть уничтожены точно так же!
— Если на то будут воля и чаянье Аримана, — провозгласил Трагтан, — пусть будет так!
Бандиты поднялись на гряду низких холмов и поскакали по грунтовой дороге в сторону города, что лежал в окружении фруктовых садов на берегу питаемого родниками озера. Низкие стены, теперь полуразрушенные, когда-то были весьма внушительны. Несомненно, это был значительный город… давным-давно. А теперь лишь приятная остановка на пути караванов. В загоне у деревьев наслаждались тенью и водой верблюды, лошади, мулы и прочий скот, пока хозяева их вершили дела и бражничали в городе.
Предвкушая разнообразные удовольствия, бандиты загорланили победную песнь. Но голоса спотыкались один за другим, и песня заглохла, когда все сообразили: что-то не так в представшей перед ними восхитительной картине.
— Что это? — показал Осман. — Это же не караван.
Разбойники остановились при виде огороженного места, где ровными рядами стояли, привязанные к столбам, более ста лошадей. Животных охраняла группа людей, и солнце сверкало на их отполированных до блеска шлемах, на остриях их копий, на круглых щитах.
— Военный дозор, клянусь Сетом! — воскликнул Убо. — Неужели Загобал опередил нас?
— Даже отсюда видно, что форма у них не та, — возразил Конан. — И вообще не туранская. Должно быть, это дозор иранистанского войска, возможно, конвой губернатора.
— Чертовски сильный дозор, — сказал Чемик. — Там же половина кавалерийского фланга. И смотрите туда!
К другому краю города приближалась линия всадников под колышущимися знаменами. Они скрылись за стенами.
— Должно быть, с другой стороны такой же лагерь, — предположила Лейла. — Все это место занято войсками.
— Что нам теперь делать, атаман? — спросил Осман.
— Кого-нибудь из вас разыскивают на этой земле? — осведомился Конан.
Пожимая плечами и разводя руками, разбойники поглядывали друг на друга.
— Похоже, здесь веревка по нам не плачет, — заключил Убо.
— Тогда скачем туда, будто маленькие, невинные барашки. На купцов мы не тянем, так что, если кто-нибудь спросит, скажемся наемниками в поисках работы, а я ваш командир.
— Какого рода наемники? — спросил Осман.
— Нерегулярная кавалерия, — объяснил ему Конан.
— Ну, они поверят вам, — заявила Лейла. — Более нерегулярной кавалерии ни за что не сыскать.
— Раз мы наемники, — сказал Убо, — тогда кто же она? — Он мотнул головой в сторону Лейлы.
Конан ухмыльнулся во весь рот:
— Кто-кто, моя хозяюшка. Командирам дозволено.
Со смехом и гиканьем они поскакали к городу.
— Я сыграю свою роль на публике, но не наедине, киммериец, — объявила Лейла к еще пущему оживлению головорезов.
Прежде всего они подъехали к озеру, спешились, дали попить лошадям, прогуляли их и напоили вновь. Недалеко располагалась каменная купальня. Там женщины и юные девушки, облаченные лишь в тонкие сорочки, стирали белье: замачивали и терли его в каменных бадьях, а затем кидали на длинные низкие каменные столы и отбивали плоскими деревянными лопатками. Несколько бандитов начали приближаться к купальне, но окрик Конана вернул их назад.
— Все они чьи-нибудь жены и дочери, — сказал он. — Мы собираемся пробыть здесь долгое время, и нам не нужны ссоры с горожанами. К вашим услугам в городе найдутся профессионалки. Пойдемте поищем, что смогут нам здесь предложить.
Они вновь оседлали коней и поскакали по мощеной дороге, окаймленной рядами высоких пальм. Дорога упиралась в пышные каменные ворота, гордо смотревшиеся на фоне куда более обветшалых стен. Въехав в ворота, они сразу услышали громкую музыку, доносившуюся откуда-то из центра городка.
— Это уже лучше, — сказал Конан. — Веселье в самом разгаре. Давайте-ка присоединимся!
Они двинулись по узким улочкам, привлекая к себе лишь праздные взгляды горожан. Незнакомцы, даже вооруженные до зубов, были здесь делом привычным, ибо только приезжими и кормился этот город.
