— Надо будет дневник завести, что ли. А то опять половина лета в забвении останется, — пронеслась в голове шальная мысль.
Бабкин дом, всё так же стоял в окружении трех сосен, ставших ещё больше и пары высоченных берез. Подойдя к самому высокому дереву я с радостью отметил, что секретное дупло больше не стало и в нем даже лежат, когда то забытые мною зажигалка и мятая пачка с размокшей за два десятка лет сигаретой.
- “Жорик”, когда же я в последний раз такие курил? — пытался вспомнить я, бережно доставая из мятой пачки сигаретку.
Идея, скурить сигу времен моей юности, оказалась дрянной. От времени и постоянной влажности из пачки несло трухой, а не табаком. Повертев заветную пачку, когда то бывшую для меня целым состоянием, я с сожалением вытряхнул из неё содержимое, а упаковку положил в карман. На память.
Потоптавшись на крыльце я несмело стукнул в окно. Один в один как двадцать лет назад, когда возвращался домой после веселой дискотеки. Часто, чтобы не шокировать бабку своим состоянием, я просто укладывался на крыльце и дремал, пока утренний холод и сон хоть немного не выветрят хмель из молодой головы. Или зубы не начнут стучать с такой силой, что сказать ничего невозможно. И вот тогда можно было стучать в окно, оправдывая бессвязную речь погодными условиями или легкой одеждой. Тогда мне казалось, это беспроигрышный вариант. Амбре же, исходящее от меня, в расчет не брал.
Обычно, тихого стука хватало, чтобы разбудить древнюю родственницу. Сегодня же я еле-еле до неё достучался.
— Ой ли, Сашенька, — улыбалась бабка, открыв мне дверь. — Внучек. Ты ли это? Какими судьбами? А почему не позвонил?
— Сюрприз хотел сделать. Приятный, — пытаясь унять дрожь в голосе, оправдывался я.
— Проходи! Проходи, родной. Чай будешь?
— Спасибо, я посплю, а чай пить мы утром будем. Устал, как собака. Поскользнулся и упал еще, — врал я, пытаясь оправдать свой вид.
Прошмыгнув мимо сердобольной бабки я, ощупывая стену рукой, аккуратно прошел в зал и охренел от накативших чувств. Диван, на котором я обычно спал, стоял там же, где и всегда. Только сейчас застелен он был и высилась на нём пирамида из подушек, бережно укрытых вязаной салфеткой.
Разбирать диван не стал. Сложил подушки в угол, скинул косуху прямо на пол и натурально рухнул в свое ложе. Древний диван, на котором, кажется, прошла первая брачная ночь моей бабки, жалобно скрипнул, но не сложился.
Глава 2. Бодун по деревенски
Все хорошо, все в деревне хорошо (хорошо)!
Все хорошо, все в деревне хорошо (хорошо)!
Все хорошо, все в деревне хорошо!
В деревне все нормально! В деревне хорошо!
«Сектор Газа»
А на утро началось похмелье. Нет, не легкий тремор в конечностях и сушняк. Башка трещала неимоверно, тело ломало, руки тряслись, а внутренности натурально выворачивало наизнанку. Про кошек во рту — не было. Не гадили они мне туда, не знаю каково это.
Чёрт, а я ведь уже почти забыл, как жестока и беспощадна расплата за деревенское высокооктановое пойло!
— Да, не те уже у меня годы, чтобы пиво сэмом запивать, — прошептал я, еле двигая пересохшими губами, едва придя в себя.
— Тем более, если это Бычихин сэм, — подсказал разум.
Однако моего состояния это не облегчало. Проведя рукой по слипшимся волосам и вспомнив все свои вчерашние злоключения, постигшие и мою задницу и голову, я расстроился ещё больше.
— Так, боец, ты на кой хер сюда вернулся? — попытался я взбодрить себя. — А ну давай вставай и вперед, бороться с похмельем и вникать в курс дела.
Мотивация оказалась так себе. Еле передвигая гудящими после вчерашних приключений ногами я осторожно, словно в юности, когда боялся получить люлей за свое вчерашнее состояние, выглянул на кухню. Никого.
В уголке стояло оно, ведро полное живительной влаги с черпаком, а в углу — железный, ещё советский, умывальник. Первый ковш зашел на ура и на одном дыхании. Шумно выдохнув и стараясь не шевелить головой, на автомате приземлился на табуретку.
— Фууух, — только и смог произнести я. — Писец. Однако ж давненько мне так хреново не было, — бубнил я, когда взгляд упал на притаившуюся в углу флягу.
Видавший виды сосуд, а точнее его содержимое, как я надеялся, поможет мне не только пережить этот день, но и вдохновит на вечерние подвиги.
— Йес, — радостно завопил я, откинув крышку сорокалитровой фляги и с наслаждением вдыхая забытый дрожжевой запах. — Никогда бы не подумал, что он такой приятно-возбуждающий, — хмыкнул я и облизнув растянувшиеся в улыбке губы, горстью зацепил немного браги.
— У, паразит, куда грязными то руками! — раздалось сзади и в следующую секунду по спине прилетело полотенцем.
От неожиданности я присел, икнул и оглянулся. В дверях стояла бабка.
— Писец, подлечились, — буркнул я.
— Ковшик хотя бы взял, — поломала привычный ход событий старушка. — Тоже мне, городской вернулся. Грязными лапищами, да с немытой рожей в бражку лезет. Скиснет же, — взывала к моей совести бабка, потчуя меня полотенцем, когда я вняв совету старших зачерпнул полный ковш сладковато-горькой и мутной субстанции. — Только зенки протер, как сразу же пьянствовать. Вырастила на свою шею помощничка, — беззлобно ворчала старушка.
— Ба, не ругайся а. Я сейчас посплю пару часиков и все, — заверил я и робко направился в сторону своего любимого ложа, — Отдохну немного и дров принесу, и воды нарублю, и курятник прополю…
Поспать вволю мне не дали.
— Вставай оболтус! Обед на дворе, — сквозь похмельный сон услышал я голос бабки.
А спустя пару мгновений чувствительный удар полотенцем по моей многострадальной голове убедил меня, что с родственницей лучше не спорить.
— Давай, вставай, внучок, — явно издеваясь, елейным голосом протянула бабуля. — Я тебе чаю навела. Помощь мне твоя нужна. Грядочку небольшую вскопать нужно. Подсоби бабуле.
Делать было нечего. Наскоро хлебнув крепкого чая я отправился на свершение трудовых подвигов, рассчитывая управиться минут за пятнадцать, а потом продолжить неравный бой с подушкой. Но когда я увидел “грядочку”, я охренел. По другому и не скажешь.
— Да тут как бы не целая сотка! — сокрушался я, оглядывая бабкино позьмо.
— А хоть бы и так, что с того? Бабушке любимой откажешь? Мне тут сегодня нужно обязательно помидорку высадить. Луна в нужном цикле.
— А не легче купить?
— Иш чего удумал. Купить, — словно пробуя на вкус это противное для неё слово, протянула бабка. — Свое вкуснее, — поставила она точку в споре. — Лопата в сарае.
Поняв, что препираться и взывать к логике и разуму бесполезно, пришлось смириться и отрабатывать трудовую повинность.
— Всё, с обеда — не пью. А вечером найду тетрадкуи буду записи вести. Нафиг — нафиг. Плавали — знаем, как лето профукать. Точнее, не вспомнить даже части той дичи, что творил, — мотивировал я себя, орудуя лопатой.
Спустя десять минут напряженного труда с меня текло так, что после высадки помидорки, её можно было и не поливать. Благо в огороде летняя колонка была и запас жидкости в организме можно было пополнять неограниченное число раз.
Трудотерапия пошла на пользу. Вместе с потом вышел и хмель. А потом и в животе заурчало. А когда закончил огородничать, о похмелье забыл напрочь.
Аграрная физкультура пошла мне явно на пользу. Как огромная тарелка щей со сметанкой поместилась в моем, привыкшим к фастфуду желудке, я не заметил.
— Спасибо, ба, — поблагодарил я старушку, чмокнув ее в морщинистую щёку. — Я во двор. Посмотрю, что и как.
После сытного обеда меня вновь потянуло в сон. Прихватив косуху, я решил незаметно улизнуть в сарай и подремать на полке, которую соорудил себе во времена бурной юности. Каково же было мое удивление, когда открыв подгнившую дверь я увидел ее…
— Ява… — улыбаясь и разглядывая технику, покрытую огромным слоем пыли, бубнил я. — Моя ты красавица. А я думал, продали тебя.
Глава 3. Собрались старые друзья
Яву, яву, взял я на халяву.
