же выражением добродушного интереса.
– Шестьдесят девять, – Кира знала, что все это можно прочесть в ее личном деле, но полковник хотел услышать цифры от нее самой. Его право. – Воздушных боев семнадцать. Сбитых – восемь, плюс один – в группе.
– То есть ас, не так ли?
– Наверное, ас, – пожала плечами Кира, которая сбила своего первого бомбера еще на той, Греко-турецкой войне. Близ острова Родос, в первом бою.
– Но почти два года служили на штабных должностях… Дивизия, армия, корпус… Интересный опыт?
– Да, пожалуй, – согласилась Кира. – Но мне, знаете ли, хотелось летать. Вы же летчик, господин полковник, должны понимать.
– А вам, стало быть, летать запрещали?
– Не запрещали, но…
– Да, – согласился Сиротин, – я понимаю разницу между учебными полетами и боевыми вылетами. В этом смысле у нас здесь раздолье: ешь – не хочу, как говорится. Зона ПВО, да и линия фронта не так чтобы далеко. Но вы, капитан, уж, бога ради, не зарывайтесь. Вам туда нельзя, помните, поди, указ от седьмого сентября?
– Помню, – кивнула Кира, знавшая этот указ, что называется, наизусть. – Можете не беспокоиться, Григорий Леонидович, я законопослушная гражданка империи и дисциплинированный офицер.
– Ну, вот и славно! И чаек как раз поспел.
Минуту или две Кира молча наблюдала за тем, как ординарец полковника обустраивает рабочий стол Сиротина под поздний ужин «с добавкой»: бутерброды, сушки с маком, крепкий чай и бутылка чего-то светло-коричневого.
– Самогоночка, – усмехнулся Сиротин, перехватив взгляд Киры. – На орешках… Приходилось пробовать?
– Смотря какие орешки.
– Уместное уточнение, – кивнул Сиротин, разливая самогон по стаканам. – На треть, не возражаете?
– В самый раз, – поблагодарила Кира. – Так какие орехи, Григорий Леонидович, если это, конечно, не секрет?
– Кедровые, – улыбнулся полковник, отставляя бутылку в сторону. – Инженер полка у нас, видите ли, родом из Томска. Вот и снабжает. Ваше здоровье!
Выпили. Кира, выпивавшая уже второй раз за вечер, не расслаблялась. Закусила сразу, без стеснения подхватив с тарелки бутерброд – кусок пшеничного хлеба с горчицей и салом. Откусила, все под тем же внимательно-благодушным взглядом полковника, заработала челюстями.
– Красиво едите.
– Что, простите? – удивилась замечанию Сиротина Кира.
– Едите, говорю, вы красиво, Кира Дмитриевна. Напомнили мне, знаете ли, сестру… Младшую… Впрочем, это я так, на правах старшего. Не столько по званию, – усмехнулся полковник, оценив, должно быть, «искру бешенства», промелькнувшую в глазах Киры, – сколько по годам. Но вернемся, как выражается супостат, к нашим баранам.
– Да уж лучше о делах, – согласилась Кира, стараясь погасить неуместное раздражение.
– Эскадрилья вам досталась хорошая, – полковник отвел взгляд в сторону и смотрел теперь на карту, приколотую к стене справа от него. – Пилоты опытные, ТВД знают хорошо. Дисциплина… Ну, тут вам и карты в руки, Кира Дмитриевна. Вы командир, с вас и спрос. Предшественник ваш – царствие ему небесное – хороший был истребитель, но командир, строго между нами, так себе. Вольницу, знаете ли, развел… Демократия, будь она неладна, алкоголь, женщины… Либертарианец, одним словом! Ну да чего уж теперь! Придется укорачивать. Справитесь?
– А куда они денутся? – пожала плечами Кира и взялась за второй бутерброд. Когда еще удастся «перекусить»?
– Ну, опыт у вас есть, – согласился Сиротин. – Но учтите, Кира Дмитриевна, фронтовые авиаторы – это вам не штабные… – последнее слово полковник не произнес. Изобразил его невнятным движением руки, но Кира его поняла и без слов. «Штабные шалавы», куда уж понятней.
«В штабах шлюхи, в полках сукины дети, – грустно усмехнулась она. – Так и воюем…»
– Справлюсь!
– Ну, бог вам в помощь! Да и я, если что, поспособствую. Договорились?
– Так точно!
– Ну и славно, – кивнул Сиротин и поднял наконец чашку с чаем. До губ, впрочем, не донес.
– Еще что-то? – задумался, снова взглянув на карту. – Противник?
– А что противник? – заинтересовалась Кира.
– Ночные бомбардировщики… это как везде. Двухмоторные «нортропы» и четырехмоторные «галифаксы» и «ланкастеры». Пилоты, если судить по результатам, не ахти. Одним словом, массовка. Но ходят супостаты большими стадами, да и найти их в темноте, даже с помощью станций наведения, та еще морока. Дневные – «бостоны» в основном, но это не каждый день, и только когда работают по нашим аэродромам или по береговым батареям. Эти в большинстве своем или бритты, или исландцы. Хладнокровные мужчины, серьезные, опытные. С истребителями в бой вступать не боятся, но им, собственно, и тревожиться не о чем. Без драбантов [3] на эту сторону никогда не залетают. А истребители сопровождения у лиходеев наторелые, и машины у них хорошие. «Кувшины» [4]. Знаете, поди, Кира Дмитриевна?
– Знаю. Один даже сбила, – не без гордости сообщила полковнику Кира, действительно открывшая в этой войне счет сбитых самолетов именно с «Тандерболта».
– Ну, это вы из ранних серий кого-то сделали, – поморщился Сиротин, аккуратно намекнув на то, что он в курсе ее послужного списка. – А сейчас они уже на седьмую модификацию пересели. Сильная машина у сукиных детей получилась. Живучая, быстрая. Тяжеловата, на мой взгляд. Инертна чуток, но этот «чуток», сами понимаете, Кира Дмитриевна, порой дорого стоит. Ведь так?
– Так, – согласилась Кира, взяв этот момент на заметку. Она в любом случае предполагала: прежде чем лезть в пекло, поговорить с пилотами, выяснить, что да как, и с чем все это едят. Теперь же один вопрос сформулировался сам собой.
«Тандерболт. Что ж… посмотрим».
Поликарповская «сулица» в скорости американцу почти не уступала, но была едва ли не вдвое легче, и живучесть у нее была похуже. Однако «вес залпа», что называется, внушал.
– Еще один вопрос, если можно.
– Дайте угадаю! – полковник взял новую папиросу, чиркнул спичкой, прикурил. – Львовым интересоваться будете, ведь так?
– Так, – согласилась Кира. – Он меня, по случаю, сюда и подвез.
– Знаю, – кивнул Сиротин. – Оттого и про вопрос догадался. Обычно все спрашивают.
– Ну, значит, я не оригинальна, – пожала плечами Кира. – Так что насчет поручика Львова?
– Отличный пилот, – не задумываясь охарактеризовал ее нового знакомца Сиротин. – Истребитель от Бога, но дисциплины никакой. Впрочем, в бою не бросит, тем более не подставит. И это все о нем.
– Что значит все? – удивилась Кира.
– А то и значит, что все, – пыхнул дымом Сиротин. – Он, Кира Дмитриевна, никто. И звать его никак. Львов… Н-да… Личное дело пустое. Сюда переведен пять месяцев назад, но неизвестно откуда. От нас дважды убывал в госпиталь – правда, ненадолго, – и один раз по вызову командующего зоной ПВО. Кто, что, зачем? Неизвестно. Мрак и туман. Чаю, сообразили уже, что это за птица?
– Да, пожалуй, – растерянно кивнула Кира, слышавшая, разумеется, про таких, как этот Львов, но сама вот встретила «литерного» впервые. – А…
– И не
