И тогда Сухмет поднял голову, посмотрел Рубосу в глаза и четко, чуть не по буквам произнес:
– Как бы эта легенда ни звучала, она позволит нам подойти к трону. На большее я и не рассчитываю. Нужен лишь миг, чтобы я мог заплатить выкуп за моего господина.
– Значит, ты просто…
Сухмет кивнул:
– Все будет сделано, даже если Хифероа не слезет с трона, а вокруг нас будет толпиться орда его стражников. – Сухмет едва заметно усмехнулся бледными, сморщенными губами. – Когда боги хотят что-то получить, они способны устраивать это очень быстро.
Рубос подумал:
– Я не очень хорошо знаю нрав Хифероа, но то, что мне доводилось слышать, говорит не в его пользу. Он может попытаться нам отомстить за такой обман…
И тогда Ди, как всегда сдержанно, произнес:
– Несомненно, господин Рубос, он попытается убить тебя и моего учителя.
Рубос набрал воздуха в легкие, потом шумно выдохнул:
– Придется драться.
Тогда Стак усмехнулся и проговорил:
– Рубос, чтобы вытащить тебя и Сухмета, драться придется всем.
Рубос посмотрел на Стака:
– Ну, вас туда точно не пустят.
– Верно, – согласился Стак. – Но ты забыл о ходах под дворцом Хифероа, которые нарыли гномы. Остается лишь согласовать действия, чтобы мы оказались на месте к сроку.
Рубос мечтательно посмотрел на портрет Лотара.
– А знаешь, все выглядит, как в прежние времена. Сухмет, я пойду с вами. Но ты наверняка обращался к своей янтарной скале, и я хочу знать: у нас есть шанс на успех?
Сухмет опустил голову, подумал, потом решился и отчетливо проговорил:
– Яйцо Несбывшегося, которое ты непочтительно назвал янтарной скалой, говорит, что предприятие скорее всего удастся. Но мы с тобой должны быть готовы к смерти.
Лицо Рубоса стало жестким и слегка неуверенным одновременно. Он посмотрел на пустой трон Светоки, стоящий рядом, помолчал, а потом ответил:
– Когда-то это все равно должно произойти.
Проспав всю ночь, Рубос значительно повеселел. Он поднялся, едва солнышко показалось из-за серых от утреннего тумана гор, подбросил веточек в костер, чтобы огонь не затух, и умылся снегом. Сухмет сидел перед горой, в которой находился замок Хифероа, и медитировал. Пока у него не получалось, но он старался.
Рубос набил котелок свежим снегом и стал его топить. Снежинки таяли сначала неохотно, потом быстрее. Наконец вода принялась медленно закипать.
Внезапно восточник вздрогнул, словно ему на кожу попал уголек из костерка. Рубос, который пытался глотнуть только что заваренного чая, почувствовал этот толчок и даже немного обжегся. Он поднялся на ноги, подошел к самому краю горного карниза, уходящему вниз в бесконечную пропасть, и спросил:
– Вчера ты сказал, что сегодня получится, а я ничего не вижу.
Сухмет, едва разлепив смерзшиеся от мороза губы, прошептал:
– Сейчас увидишь.
Рубос посмотрел на гору, качнул головой, вернулся к огню, взял кружку восточника, налил туда чай, подошел к Сухмету.
– На-ка лучше глотни, а то…
И замер. Гора, которая только что была слепым и бездумным нагромождением камня, острых граней и ночных облаков, вдруг превратилась в прекраснейший дворец. Кажется, еще более прекрасный, чем прошлый раз, когда они были тут с Лотаром, Ду-Лиа, Ди и даже с Азмиром.
Сухмет, осознав, что теперь подлинное видение не исчезнет, поднялся, взял кружку из неподвижных пальцев Рубоса и с удовольствием хлебнул. А мирамец завороженно стоял, не спуская глаз с открывшегося ему видения. Наконец он прошептал:
– Да, редкостная красота. Жаль, что придется…
Сухмет бросил на него негодующий взгляд:
– Давай попробуем сначала хитрость, Рубос. И вообще, я просил бы тебя быть осторожнее в мыслях. На этот раз у нас такой противник – сны читает, не то что мысли!
Рубос встряхнулся.
– Извини, я в самом деле как-то не очень ловко об этом подумал. – Он стал собирать лагерь. – Что теперь?
Сухмет допил чай, потом стряхнул последние капли на снег, который намело у камня, где он просидел всю ночь, и стал собираться. Это длилось недолго. Потом он забил крохотный огонек костерка и посмотрел на мирамца, который уложился еще быстрее и спокойно ждал его у каменной стены, поднимающейся вертикально вверх.
– А теперь, Рубос, я придам тебе немного силы для боя. Потому что тебе, хочешь ты того или нет, придется сегодня потрудиться мечом.
– Я не то что меча сейчас не подниму, но даже кружку тебе едва донес, не расплескав. Что поделаешь, годы, как ты однажды сказал.
Сухмет едва заметно кивнул:
– Да, знаю, ты в плохой форме. И твоей вины тут нет. Но я попробую придать тебе немного молодости, Рубос. Ты готов?
Рубос улыбнулся, и на мгновение стало видно, как он улыбался, когда носился с караванами по всему Гурхору, когда участвовал в походах Лотара, когда был соправителем Мирама и сколачивал из своего владения самое процветающее княжество побережья.
– Разве найдется кто-то, кто в таком деле скажет нет?
Но тотчас лицо его стало не темнее снега, руки свела судорога, ноги подогнулись, и он вынужден был, чтобы не упасть, опереться о стену. Потом по его телу прошла волна дрожи. Но, поборов ее, он выпрямился, лицо его разгладилось и стало красным от морозца, а в глазах заиграл давно забытый молодой блеск. А Сухмет все насылал и насылал на него свои чары…
Когда Сухмет кончил свое колдовство, даже сияние Рубосовой кольчуги стало другим – яростным и прекрасным. И он все время смеялся, а его голос эхом рассыпался в скалах на той стороне ущелья. Потом он выхватил меч. Всю дорогу, пока они тащились с Сухметом в центр мира, ему хотелось передать эту бессмысленную железку слугам или наемным погонщикам яков, которые везли их. Когда три дня назад погонщиков отпустили, он чуть было не попросил понести этот ятаган Сухмета. И только гордость удержала его.
А вот сейчас он выхватил меч и крутанул его в воздухе, слушая упоительный шелест воздуха, рассекаемого сталью, и чувствовал, как точно так же свистит от напряжения и силы каждый мускул в его теле, каждая косточка, каждый нерв!
– Сухмет, сюда стоило тащиться только для того, чтобы вот так крутануть меч! Неужели в молодости всегда было так хорошо?
Сухмет смотрел на мирамца довольно сурово. Он проверял, не хватил ли лишку, передавая ему энергию из посоха Гурама. Всем известно, что сила посоха придает любому человеку особое, радужное настроение, почти наркотическую эйфорию, и ее избыток был не менее опасен в бою, чем мечи противника. К тому же она оказывалась тем сильнее, чем слабее до передачи энергии бывал тот, кого накачивали магией. Судя по его поведению, Рубос был весьма плох, но с этим приходилось мириться. И надеяться, что эйфория выветрится с ходом времени.
