— Именно так!
И видя на лице Джихангира изумление, Газнави продолжил:
— Мы попросим козаков начать переговоры по поводу пленных на границе степи у Форта Горн. Как обычно, мы подойдем с войсками и встанем лагерем под крепостью. Они также явятся вооруженные до зубов, и переговоры соответственно будут протекать с обычным недоверием и взаимной подозрительностью. Но на этот раз мы возьмем с собой, как будто случайно, твою красивую пленницу.
Октавия изменилась в лице и слушала с возрастающим интересом, видя, что советник кивнул в ее сторону.
— Она использует все свои уловки, чтобы привлечь внимание Конана. Не думаю, что это будет трудно. Дикому разбойнику она должна показаться ослепительным призраком красоты и очарования. Ее живость и величественная прекрасная фигура подействуют на него более притягательно, чем все куклоподобные красотки из твоего сераля, вместе взятые.
Октавия вскинулась, ее белые кулачки сжались, глаза засверкали. Ее била дрожь негодования на такое насилие и надругательство.
— Вы заставите меня играть роль потаскухи с этим варваром? — воскликнула она. — Я отказываюсь! Я не рыночная проститутка, чтобы ухмыляться и строить глазки всякому степному грабителю. Я дочь немедийского правителя…
— Ты была знатной немедийкой до того, как мои всадники умыкнули тебя, — цинично отвечал Джихангир. — Теперь ты всего лишь раба и будешь делать то, что тебе велят.
— Не буду! — бушевала она.
— Наоборот, — с нарочитой жестокостью вновь вступил в разговор Джихангир, — ты сделаешь это. Мне нравится план Газнави. Продолжай, первейший среди советников.
— Конан, возможно, захочет ее купить. Ты, конечно, откажешься продавать или менять ее на гирканских пленных. Тогда он может попытаться выкрасть ее или отбить силой — хотя я не думаю, чтобы даже он захотел нарушать заключенное для переговоров перемирие. В любом случае мы должны быть готовы ко всему, что он может выкинуть. Затем сразу после переговоров, чтобы не дать ему времени забыть о ней начисто, мы пошлем к нему гонца с белым флагом, обвиняя его в краже девчонки и требуя ее возвращения. Он может убить гонца, но зато будет думать, что она сбежала.
Чуть позже мы пошлем в козачий лагерь шпиона — для этого подойдет какой-нибудь рыбак Юэтши, который передаст Конану, что Октавия прячется на Ксапуре. Если я не ошибаюсь в этом человеке, он отправится прямиком туда.
— Но мы не можем быть уверены, что он явится туда один, — возразил Джихангир.
— Неужели мужчина, стремящийся на свидание с желанной женщиной, возьмет с собой банду головорезов? — возразил Газнави. — Я думаю, что почти все шансы за то, что он будет один. Но, конечно, надо иметь в виду и другие варианты. Мы не будем ждать его на острове, где можем сами попасться в ловушку. Мы спрячемся в тростниковых зарослях болотистого мыса, который протягивается от берега на расстояние в тысячу ярдов от Ксапура. Если он приведет с собой большой отряд, мы дадим отбой и будем придумывать что-нибудь другое. В случае его появления в одиночку или с небольшой группой товарищей, мы захватим его. Надо только помнить, что его приход целиком зависит от обольстительных улыбок твоей рабыни и ее многозначительных взглядов.
— Я никогда не опущусь до такого позора! — Октавия была вне себя от ярости и унижения. — Я лучше умру!
— Ты не умрешь, моя прекрасная бунтовщица, — сказал Джихангир, — но подвергнешься очень болезненной и унизительной процедуре.
Он хлопнул в ладоши, и Октавия побледнела. На этот раз вошел не кушит, а шемит — с рельефной мускулатурой, среднего роста, с короткой курчавой иссиня-черной бородой.
— Есть работа для тебя, Гилзан, — сказал Джихангир. — Возьми эту дуреху и поиграй с ней немного. Только будь осторожнее, чтобы не повредить ее красоту.
С неразборчивым рычанием шемит схватил Октавию за руку и сжал ее железными пальцами. Вся решимость к сопротивлению оставила бедняжку. С жалобным криком она вырвалась от него и бросилась на колени перед своим неумолимым господином, в бессвязных рыданиях умоляя о пощаде.
Джихангир жестом отослал разочарованного палача и сказал Газнави:
— Если твой план удастся, я осыплю тебя золотом.
В предрассветной темноте непривычные звуки нарушили дремотную тишину, стоявшую над тростниковыми болотами и туманными водами побережья. Это была не сонная птица или рыщущий зверь. Источником шума был человек, продирающийся сквозь густые заросли тростника, который был так высок, что скрывал идущего с головой.
И это была женщина. Если бы кто-нибудь мог наблюдать ее в это время, то увидел бы, что она высока и светловолоса, а ее великолепные ноги и руки облеплены испачканной в грязи туникой. Октавия сбежала по-настоящему, каждая клеточка ее тела трепетала от возмутительного насилия и оскорбления, которые ей приходилось испытывать в плену, ставшем совершенно нестерпимым в последнее время.
Быть во власти Джихангира, само собой, не сладко. Однако тот с нарочитой дьявольской жестокостью отдал ее вельможе, чье имя было олицетворением идиотизма даже в Хоарезме.
Все упругое тело Октавии, полное жизни и огня, покрывалось мурашками и содрогалось при воспоминаниях. Отчаяние придало ей сил, и она выбралась из крепости Джелаль-хана по веревке, сплетенной из полос разорванного гобелена. Счастливый случай привел ее к привязанному коню. Она скакала всю ночь, и рассвет застал ее с павшей лошадью на болотистом берегу моря. Трепеща от отвращения при мысли о возможности насильственного возвращения к позорному уделу, который готовил для нее Джелаль-хан, она углубилась в болота, ища укромного места от погони, которую она ожидала.
Когда вода поднялась до бедер, тростники расступились, и ее взору открылись неясные очертания острова. Широкая полоса воды лежала между ним и ею, но Октавия не колебалась. Пока можно было, она брела вперед, потом, когда вода поднялась до груди, она сильно оттолкнулась и бросилась в воду. Энергичными рывками она продвигалась все дальше от берега, и сразу было видно, сколько энергии и выносливости было в этой девушке.
Приблизившись к острову, она увидела, что его утесы, напоминающие крепость, вздымаются отвесно от воды. Наконец она достигла их, но не могла нащупать ни выступа под водой, чтобы встать, ни малейшей неровности на поверхности, за которую можно было бы уцепиться. Она продолжала плыть вдоль скал, пытаясь обогнуть их. Усталость начала одолевать ее, руки и ноги стали наливаться тяжестью. Ее руки наталкивались на совершенно гладкую стену, и вдруг она обнаружила углубление. Всхлипывая и вздыхая с облегчением, она выбралась из воды и прильнула к скале промокшая белая богиня в тускнеющем свете звезд.
