Вырвидуб обрушил град ударов. Мрак терпел, давил, и Вырвидуб явно решил, что человек так же туп к боли, как он сам. Мрак набрал в грудь воздуха и задержал дыхание, чувствуя, как длинные руки-корни обхватили теперь его самого. Он жал, но Вырвидуб стиснул с такой мощью, что дыхание вылетело из груди со всхлипом, сокрушило все запоры, а страшные корни продолжали давить все так же упорно и мощно.
В глазах стало темно, он услышал собственный хрип, на губах закипела кровавая пена, что-то в груди лопалось, чавкало, он рванулся, бил и пихался вслепую, каким-то образом сумел вывернуться, вряд ли по уму, скорее — удача, а то и Вырвидуб расслабил страшный зажим, видя что победа за ним. Мрак тут же, не давая опомниться ни Вырвидубу, ни себе, повернулся, захватил его за правую длань, дал подножку, и оба рухнули на землю.
Мрак оказался наверху, с силой вжимал Вырвидуба лицом в землю, что раскисла и стала мокрой, давил, не давая ни подняться, ни освободиться от захвата. В месиве, куда он вжал мордой это чудовище, булькало, вздувались пузыри. Твердая и широкая, как дверь, спина Вырвидуба напрягалась, Мрак чувствовал, как вздуваются тугие узлы, но все-таки нашел, судя по всему, больное место, Вырвидуб хрипел, дергался, но когда Мрак выворачивал руку из плечевого сустава, тот сникал и снова тыкался мордой в грязь.
— Я тебя заставлю, — прохрипел Мрак, — рылом хрен копать!.. Не хвались, на рать идучи... жри землю, жри!.. Наперед не угадаешь, кому по ком плакать.
Все видели, как на спине этого человека вздулись широкие пластины, похожие на темно-багровые плиты гранита, дрогнули, словно человека ткнули шилом, послышался хруст ломаемого дерева.
Вырвидуб судорожно дернулся, едва не сбросил Мрака, того даже подбросило в воздух, но упал Мрак ему на спину, а руку заворачивал сладострастно, уже знал каково Вырвидубу, одновременно снова сделал захват поперек груди, навалился, сдавил. Был хруст, затем треск, хлопнуло. Тело Вырвидуба распласталось во всю длину, только руки и ноги еще дергались, скребли землю.
Мрак тяжело поднялся, разогнул спину. В глазах был красный туман. Сперва решил, что все еще от ярости, но мокрое ползло и капало с подбородка на голую грудь. Он провел ладонью, в глазах чуть очистилось, но ладонь стала красной.
— Пень, — выругался он зло и пнул поверженного, у которого кровь, если и есть, то явно не красная, а значит, ему досталось тоже. — Сучок поганый... Вот сожгут тебя, будешь семь лет гнить, вспоминать, как я тебе спину ломал!
Мокрый, как выдра, грудь ходила вверх-вниз так мощно, что ребра то резко натягивали кожу, то исчезали в глубине. Народ еще прятался в хижинах и за деревьями, только крохотная группа вокруг вождя оставалась на месте. Копья в нетвердых руках качались, как ветви под ударами ветра, но все еще пытались смотреть в сторону места схватки.
Мрак еще раз пнул поверженного противника, с трудом перекатил на спину. Вместо лица была налипшая глина. Даже глаз не видно, а рот забит грязью. Толстый ствол туловища смят, из-под сорванной зеленой кожи обильно течет белесый липкий сок.
Вождь раздвинул воинов, приблизился. Мрак с трудом вздохнул, чувствуя, как ребра цепляются друг за друга, сказал хриплым мужественным голосом:
— Ты того, батя... фу... здоровый был мужик!.. Ты нам ничем не обязан, сами как-нибудь доберемся.
Вождь поколебался, голос его немного сел:
— Я знаю. Но доберетесь... не скоро. Теперь я могу отлучиться из племени.
— Смотри, — предостерег Мрак. — У тебя дел много!
Вождь встретил его взгляд:
— Знаю о чем ты. Но они не решатся.
— Думаешь?
— Ворчать, что вождь слаб, что не наказал чужеземцев... это легко. Все ворчат, все недовольны. Все считают, что сделали бы лучше... Понимаешь?
Мрак развел руками:
— Кому говоришь? Вон и наш Тарх считает, что будь он царем, сразу бы всех накормил, напоил, носы утер, а овцы и волки паслись бы рядом. К счастью, мы его царем пока что не выбираем.
Он смолчал, что избрали не царем, а вовсе богом, но бог, к счастью, богует, но не правит. Таргитай топтался рядом с Олегом, ковырял взглядом землю. Мешок Мрака прижимал к груди, словно искал у него защиты.
Вождь проговорил:
— Вижу, вы готовились отправиться без меня. Тем более я должен повести вас.
Олег молчал, но когда Мрак заговорил, он увидел одобрение в зеленых глазах волхва:
— Ты, батя, в самом деле нам ничего не должен...
— Мы уговорились, — напомнил вождь.
— Но мы нагадили, — признался Мрак. — По дурости погубили четверых ваших парней.
Вождь помолчал, но голос его после паузы был такой же ровный и крепкий, как треск сухого дерева под сильным ветром:
— Вы не со зла.
— Но все же... Для такой малой деревни четверо — это немало.
— Вырвидуб погубил бы больше, — напомнил вождь. — Если не всех. Я проведу вас прямой дорогой.
Они вышли с рассвета, прошли всего с десяток верст, и Мрак признался, что волчье чутье показывает то звериные норы, то воду под кореньями, но идут вглубь леса, или же сделали петлю и возвращаются к деревне...
Вождь шел легко и бесшумно, что раздражало и задевало Мрака с его неслышным волчьим шагом. Даже завалы и крупные валежины не замедляли престарелого вождя, сквозь переплетения вывороченных к небу корней просачивался как туман, кустарник за ним даже не колыхнется, в то время как за Тархом или Олегом, тоже знакомыми с Лесом, стояли треск и грохот, будто ломилось стало свиней размером с коров. Вождь двигался проворный, как лесная мышь, уверенно и быстро, даже останавливался, поджидая пристыженных невров.
Таргитай наконец взмолился:
— Мрак... Я думал, что мы сами из Леса... А где же эти живут?
Мрак бросил на ходу:
— Зато мы вышли. А эти...
Он смолчал, Таргитай не понял бы, ткни пальцем в дуб и скажи, что это дуб, только Олег предостерегающе кашлянул. Мол, не наступай на больное место этих людей, что на самом деле только наполовину люди. Им из своего Леса выйти куда труднее. Может быть, невозможно.
Мрак фыркнул, он все лучше понимал волхва, тот постепенно учился не умничать, а говорить по-людски. А если и ответить по-людски, то этим лесным зачем выходить из Леса? Даже они трое вышли не по своей воле. Стыдно признаваться, но все же из Леса их выгнали!
Вождь все чаще отрывался так далеко, что исчезал, Мрак с трудом шел по следу. Подозрительный Олег предположил, что вождь завел в такие места, что месть за четверых погубленных теперь-то свершится наверняка и без потерь для его народа.
Мрак хмурился, не верил, Таргитай жалостливо сопел и помалкивал. А когда и Мрак начал сомневаться, они увидели странно просветленного вождя, не сразу поняли, что это впервые с самого утра он стоит под солнечным лучом.
