Заяц забрался на крышу.
Заяц: Как оно?
Лис: Сам посмотри. Видишь, сколько дыма навалило?
«Внезапно перешёл на имперский. Отчего?»
Заяц: Вижу. Мы в той части не были.
Лис: Со второго пункта коридор туда вёл, но, как ты помнишь, все двери были закрыты.
Заяц: А ключи не подошли.
Лис: Думаешь, это прокурор? Волчина?
«Точно перешёл на имперский. Наверно поэтому я не слышал его. Даже голос теперь другой. Не уж то Волченко со своей таинственной Вендеттой такое влияние на тебя оказывать могут? И могут так просто? По щелчку буд-то? Ты аж язык сменил, чтобы не быть как он! Не уж то ненависть твоя пуще моей будет, лис? Что же там у вас такое было…»
Заяц: Волканян? Я уже забыл про него. И видимо зря. Почему же он не уходит?
Лис: Что-то ищет? Кого-то ищет?
Заяц: Кого он может тут искать? Волчицу красивую? Мы б наверно знали про неё. Волчицы бывают эффектны.
Лис: Деньги, золото? А потом свалить?
Заяц: Тоже вариант. Я видел там какие-то ящики — в них может быть что угодно.
Лис: Обрати внимание на огонь.
Заяц: С разных сторон идёт?
Лис: Ага. Как буд-то кто-то идёт и всё поджигает за собой.
Заяц: Решил нас спалить? Хорош. Надеюсь боров с белкой его обезвредят — отступать-то ему некуда.
Лис: Вопрос: сколько их? Может Собакин послал группу?
Заяц: Может быть, хотя непохоже. Ты же слышал как он отмазывался? Как лебезил перед генералом своим?
Лис: Бальзам на душу.
Заяц: Бальзам! Ну да ладно. Спускаемся. Стоять тут уже небезопасно. Скоро надо будет уходить.
Лис: А куда уходить-то?
Заяц: Да всё туда же. Куда-нибудь к реке. Вот сейчас бы плотину разорвали! Вот это был бы подарок.
Лис: Надо с бобром поговорить.
Заяц: Надо отврачевать его как следует для начала. Посмотрим, что там делает с ним косуля.
Лис: Пойдём.
Заяц: Пойдём.
VI
Спустились на веранду. Бобёр весь в бинтах — морды не увидишь. Сидит и ржёт — то ли от шока, то ли, правда, весело ему. Косуля пытается обмотать журавля, но тот отнекивается, брыкается крыльями. «Не так уж плох. Ещё взлетит журавлик.»
Стало тихо. Собакин говорил со свинтусом. Волченко сидел на танке и разглядывал какие-то иструкции, «наверно про пушки свои». Там, на другом конце здания уже всё полыхало. А у ворот пели песни про огонь революции. Журналисты ломились, требуя свободы слова. Дозорные выхватывали по одному и бережно выносили в крысоловки.
Жизнь и смерть бурлили, сменяя друг друга без пауз. А в остальном (безучастном остальном, что было его) — тихо-тихо. Тишина в природе. «Только звёзд не видно.» Слух зайца обострился, он слышал дыхания, он слышал насекомых, шелест травы и листьев на траве, казалось он слышал даже то, что слышать нельзя: свет и тени, воздух и дым. Где-то рядом (а может и в далеке) он услышал топот лошадиных копыт, приближающийся, нарастающий. «Это… зебра? Куда бежит? Так быстро? Где она? Ниже? Да. Прямо под нами. Приближается. Она подо мной бежит! Сейчас ударится в стену. Нет! Там тоже окно! Вот сейчас!»
Окно под верандой разбилось, и из кровавых осколков вырвалась вперёд горящая зебра. Вопит от боли, сжигающей остатки сознания. Несётся на арену изо всех, невозможных при жизни, лошадиных сил. «Стреляй, стреляй, мля!», кричит Собакин. Летят и стрелы, и болты, пистолетные пули — «попадают или нет»? «Всё без толку.»
Горящая зебра запрыгивает на танк — Волченко скатывается с гусеницы как мешок с дерьмом. «Не стрелять, не стрелять, мля — вы заденете генерала», кричит Собакин. Волченко тоже что-то кричит. Все там что-то кричат, «наверно каждый своё».
Горящая зебра спрыгивает с танка, прорывается через главные ворота. Прыгает на сцену, пробивает копытом пол и застрявает. Запутанная в растяжном шатре, висевшем над сценой, поджигает как спичку всю конструкцию. Пожар. Давка. Агония.
Лис: Надо уходить! Сейчас!
Заяц: Ты прав!
Косуля (за спиной): куда?! Куда, остановись!
Заяц и лис обернулись. Каким-то чудом журавль поднялся в небо.
Заяц: Сейчас не время! Пристрелят! Потом улетишь!
Но журавль не слушал. Не слышал. В этом последнем беге зебры он разглядел какой-то символ, страшный знак, возможно религиозный. Он должен был последовать ему. Это фанатическое в нём читалось. «Он уже не здесь».
Лис: Заяц! Собакин!
Заяц обернулся. Собакин дал приказ стрелять. «Лучники сейчас расстреляют его — не один не промахнётся. А ведь нужна всего секунда, чтобы подняться! Одна секунда!»
Не размышляя, заяц поднял голову Кваки и крикнул:
Заяц: Ложись, граната!
Бросил голову. Увы, сил у зайца не так уж много — голова не долетела даже до центра арены. Собакин вряд ли и заметил.
Собакин: СТРЕЛЯЙ, МЛЯЯЯЯЯ! Пли, гав, гав! Пли, гав, гав!
Заяц: ЛОЖИСЬ! Косуля!
Полетел град стрел. Первая или вторая стрела попала точно в рану. Третья или четвёртая пронзила сердце. «Он так и хотел. А я? Я проиграл ещё одного… ещё второго. Двоих. Все карты сыграны, надо уходить. Надеюсь боров с белкой ещё живы.»
Заяц: Косуля! Лучше тебе с нами идти. Тут застрелят!
Косуля: Да. (Только и ответила она. Она боялась, но была тверда.)
Собакин орал и орал, а стрелы летели и летели. Среди собачих воплей заяц отчётливо услышал слова Волченко:
Волченко: Якщо там мини, идемо на парад!
Собакин: Изрешетим мерзоту, генерал! (Солдатам) Стреляй, мляяя! Не отвлекайся!
Заяц пропустил вперёд себя косулю и лиса, сам пополз последним. Бобра же (как писали в старых сказках) и след простыл. Сбежал, назад не глядя. «Но куда он побежал? Не сошёл ли он с ума?»
Перелезая через подоконник, косуля зацепилась боком, потеряла равновесие и чуть не упала, порвала одежду, изрезала лапы стеклом. Лис, не найдя ничего лучше в ту долю секунды, что была у него, закрыл её спиной. Одна из стрел попала ему в плечо. Вторая попала бы в голову, но заяц прикрыл его арбалетом — «успел». Стрела прошла через непригодное теперь оружие и частью острия вонзилась зайцу в грудь. «А вот тут и сердце моё! Но нет! Пронесло! Царапка! Не рана! Вперёд!»
Заяц: Давайте, давайте!
Лис: Даю, даю как могу!
Влезли в окно. Прошли мимо театра, остановились в коридоре с плакатами.
Заяц: Косуля! Дальше с нами нельзя! Они решат, что ты перешла! Никакие красные кресты с их философией тебя уже не отмажут.
Косуля: Но он же ранен! И ты тоже!
Лис: А что ты сейчас можешь сделать? Мне стрела не мешает. Скальпель мне только дай — я срежу. Обмотаюсь, залью вот этой твоей… какой кислотной. И всего делов!
Заяц: Ты на свои-то лапы посмотри, косуля! Тебе самой бы …
Косуля: Я иду с вами! Ты, лис, так себе нарежешь, что потом ампутировать придётся!
Лис: Всё бы вам врачам ампутировать!
Косуля: Я не врач — я мед-сестра!
Заяц: И тем не менее я…
Ударил пушечный выстрел. Большой снаряд вошёл в здание со стороны балконов и веранды. Несколько балконов сложились, веранда покосилась и пошла в сторону. В коридоре зашатались стены, пол. С потолка посыпались опилки.
Лис: А вот это был танк, заяц! Настоящий!
Заяц: Значит стреляет игрушка Волченко?!
Лис: Они не успокоятся, пока не разнесут весь фасад!
Косуля: Мы должны остановиться!
Заяц: Нет, надо идти.
Косуля: Дай мне 5 минут! 5 минут хоть засекай, а потом… потом идите вы на все 4 стороны, анархисты недоделанные!
Заяц: Нет! Нет! Ситуация изменилась — мы идём все вместе! Если что, косуля, ты заложник наш! Тебя обижали, угрожали, в морду тыкали. Стеклом тоже мы порезали. Всё понятно? Идём.
Лис: Добре.
Косуля: Куда?!
Заяц: Туда! Метров 100 туда! Там зал… скульптурный что ли?
Косуля: Да, от театра и вниз. Там вроде ещё налево надо пройти будет. Сколько-то.
Заяц: Ты хорошо знаешь музей?
Косуля: Анатомический зал и кунсткамеру. Но больше их тут нет.
Заяц: Кунц-что? Впрочем, идём. Потом просветишь нас.
Лис: Я-то знаю!
Заяц: Молодец!
«Невовремя, лис. Невовремя! Бежать надо, а ты…»
