дальнобойщик, водитель… которого я… он выжил?
Он очень долго молчал. Сашку заново начало трясти.
– Да, – отозвался он наконец.
– Спасибо… Понимаете, я… наверное, я опять расту как понятие. Я знаю, что должна быть на занятиях, но мне надо сделать кое-какую… работу над ошибками.
– Вы все еще студентка, – его голос иссушился, будто колодец в пустыне. – А сессию нельзя отменить.
– Я… все отработаю, что пропустила, – пролепетала Сашка. – Честное слово. Вы же меня знаете…
– Знаю, – сказал он медленно. – Саша, осторожнее. Пожалуйста.
– Николай Валерьевич, – сказала Сашка, – тот мир, который изменится… обновится… Он будет лучше. Поверьте мне!
– Это не вопрос веры, – сказал он глухо. – Есть ошибки, которые нельзя исправить, но можно извлечь урок… Возвращайтесь.
* * *
Два часа пути на электричке напомнили ей детство, хотя вагон был современный, не такой, как Сашка помнила из загородных поездок с мамой. Стоял очень яркий солнечный день, по обе стороны тянулся осенний лес, и каждая мелочь, попадавшаяся на глаза, казалась добрым знаком – яркие, будто игрушечные машины в очереди у железнодорожного переезда. Цапля на мокром лугу, далеко, живописно. Дети на велосипедах. След от самолета в голубом фарфоровом небе.
Она ехала возвращать двум хорошим людям их любовь – пусть спустя годы. Валентин и Сашкина мама созданы друг для друга, и то, что они оба до сих пор одиноки, только подтверждает их право на счастье. Валентин, конечно, тоже постарел, он почти не общается со взрослыми сыновьями, возможно, в депрессии или пьет. Пусть его придется вытаскивать из нищеты. Возвращать веру в себя. Но стоит этим двоим встретиться один раз, как будущее счастье станет необратимым…
Коттеджный поселок. Охраняемый въезд. Сашка немного потопталась у проходной – тот Валентин, которого она себе представляла, жил бы в старой пятиэтажке… Впрочем, он хороший специалист и занимается медицинской техникой, отчего бы ему не быть благополучным?
– Здравствуйте, Валентин Петрович. Это я вам звонила.
– Я слушаю. Хотя и не совсем понимаю, чем могу вам помочь…
Он стоял перед ней на пороге – ухоженный, отстраненный, чужой мужчина. Сашка даже не узнала его с первого взгляда; он постарел гораздо меньше, чем Сашкина мама, и это была неожиданность, не очень приятная.
Ничего, сказала она себе. Мама расцветет, когда влюбится. Помолодеет. Валентин не сможет не оценить.
– Я… от Ольги Антоновны Самохиной, – проговорила она вслух. – Вы познакомились с ней… много лет назад на курорте.
Он смотрел без раздражения, но с досадой – не мог понять, почему вообще согласился на этот разговор. Сашка, готовясь к встрече, отчего-то была уверена, что имя разомкнет его память. А если нет – то она подтолкнет и поможет совсем чуть-чуть.
– У вас был сердечный приступ, – продолжала Сашка, мягко глядя ему в глаза. – Она помогла вам. Навещала в больнице. Помните?
И показала ему фото на экране своего планшета – мама смеется на краю прибоя, молодая, счастливая.
– Не помню, – сказал он искренне. – Вы меня с кем-то путаете. И, поверьте, я не помню лиц всех, с кем когда-либо был знаком.
Его недоумение отсчитывало последние секунды этого странного разговора. Сейчас он вежливо извинится, попрощается и запрет дверь…
Камеры внешнего наблюдения, глядевшие с трех сторон, зафиксировали в этот момент, что девушка, стоявшая напротив мужчины в дверном проеме, шагнула вперед, но оступилась и, падая, уцепилась за его локоть – инстинктивно, надо полагать. Мужчина не сделал попытки вырваться – наоборот, он попытался поддержать ее…
Сашка вошла в его память. Увидела его изнутри – каким он был и каким стал. Увидела по-своему гармоничный, но совершенно замкнутый мир – здесь нет места для других людей и привязанностей. Нет причального шлюза, этот человек самодостаточен; Сашка развернула его по временной шкале, размотала катушку полустертых воспоминаний…
Был вечер. Мама блаженствовала, опершись о балюстраду, а Валентин стоял рядом, светловолосый, незагорелый, он ведь прибыл на курорт только сегодня утром. Мама улыбалась, и на щеках у нее появлялись ямочки. Особенная улыбка.
Сашка сидела здесь же, в пяти шагах, на скамейке под акацией, нахохлившись, как мокрый воробей. Одна на скамейке, одна, и никакого Фарита рядом. «Дельфины!» – закричала мама и засмеялась от радости…
…И через несколько минут поскучнела, ее улыбка сделалась натянутой. Вот оно что – он в первый же вечер проговорился, что женат. И мама отказалась в ту же секунду – отказалась даже от попытки, закрыла дверь возможностей. Это было полностью в ее характере.
И там, под акацией на скамейке, сидела в этот момент вовсе не Сашка. Это была юная Александра Самохина – за год до выпускного, за четыре года до свадьбы с Коневым, за девятнадцать лет до своей гибели на трассе.
– …Девушка, что с вами, вам плохо?!
На самом деле плохо было ему – он не мог понять, отчего потемнело в глазах, и терял ли он сознание, и почему Сашка висит у него на руке, как зонтик. Он еще храбро держался. Кремень, а не мужчина; занимается спортом, регулярно посещает врачей – профилактически, никогда не нарушает правила дорожного движения, живет на охраняемой территории, не имеет привязанностей и не держит домашних животных.
– Я оступилась, – пробормотала Сашка. – Извините, так неловко вышло… Я пойду.
Охранные камеры наблюдали, как она, скованно кивнув на прощанье, идет по велодорожке мимо солидных фасадов, мимо клумб и теннисного корта. Камеры не распознавали ее шока, не фиксировали поражения и, уж конечно, не видели былого всемогущества, которое теперь облетало с нее, как листья с осеннего дерева.
«Есть ошибки, которые нельзя исправить, но можно извлечь урок…»
Мир без любви, на секунду открывшийся ее взгляду, напугал больше, чем она могла ожидать. Ее мама отказалась от счастья сознательно – и на то была серьезнейшая причина. Но Валентин… он тоже отказался и, может быть, совершил ошибку. Если бы эти двое встретились в юности, возможно, ничего потом не пришлось бы исправлять… И вместо Сашки появился бы на свет совсем другой человек…
Она остановилась, прижимая ладони ко лбу. Чувство всемогущества сменилось ощущением зыбкости – Сашка заново увидела тонкую пленку, отделяющую существование от небытия. Она, Сашка, – случайность, для кого-то удачная, для кого-то трагическая. Потребовалась минута, чтобы пережить головокружение и вернуться к реальности: эти двое отказались, их любовь не в прошлом и не в будущем – ее не существует. А Сашка есть, и у нее есть шанс, она еще может… Или уже нет?!
– Осмелься, – шепотом сказала себе Сашка. И ее всемогущество, обретенное и потерянное, на секунду вернулось вновь – как предчувствие.
* * *
– Уважаемые
