желтым кругом, как артист на темной сцене. На фасадах кое-где мерцали разноцветные новогодние огоньки. Когда Сашка добралась до аэропорта, начался очень медленный неохотный рассвет.
Нет, она не собиралась встречаться с Ярославом. С тех пор как она дала ему свободу, он ни разу не попытался найти ее – что совершенно естественно; он сделал свой выбор. Сашка ненавидела себя за жалкую надежду, которая иногда просыпалась в ней, особенно по воскресеньям.
Сегодня, накануне экзамена, она хотела увидеть его – издали. Может быть, завтра, когда она впервые за долгое время войдет в аудиторию номер один, это воспоминание поддержит ее. «Топливо. Энергия. Информация. И страх потери тоже…»
Ровно по расписанию из-под низких облаков в конце посадочной полосы вынырнул самолет. Уселся довольно-таки неуклюже, подпрыгнув при касании. Сашка неприятно поразилась: она привыкла считать Ярослава мастером своего дела, лучшим пилотом в мире.
Напяливая шапки на ходу, кутаясь в шарфы, выдыхая облачка пара, на трап вышли пассажиры и потрусили к зданию аэровокзала. Спустились по ступенькам стюардессы. Вышел второй пилот, знакомый Сашке, похожий на Пушкина…
Вышел пожилой человек в черном пальто поверх летной формы. Неторопливо, будто спешить ему было некуда, зашагал по расчищенному от снега мокрому асфальту. Сашка недоуменно перевела взгляд на дверь самолета; по трапу взбежали девушки в желтых светоотражающих жилетах поверх теплых курток, со щетками и пластиковыми пакетами. Дверь закрылась.
Самолет, как королева на примерке, был облеплен наземными слугами – цистерна, грузовая платформа, ассенизатор; грузчики перебрасывали чемоданы, рабочий заземлял борт перед заправкой. Пассажиры покидали аэровокзал. Сашка сидела перед окном, пытаясь понять, что случилось.
Мимо прошли, болтая, стюардессы. Обгоняя их, с телефоном возле уха, пробежал второй пилот. Пожилой человек в пальто не стал выходить, а направился в глубь здания, на территорию, куда посторонним был вход запрещен.
Сашка опомнилась. Уже снаружи, дыша паром, догнала стюардесс:
– Простите. А где Григорьев?
– Он больше не работает на рейсе, – сказала младшая стюардесса, пока старшая раздумывала, стоит ли разговаривать с посторонними.
– А… почему? Что случилось?!
– Он перед нами не отчитывается, – стюардесса пожала плечами. – Может, на повышение пошел. А может, списали…
Коллега посмотрела на нее с явным неодобрением, косо глянула на Сашку и, не задерживаясь больше, пошла к автомобильной стоянке.
* * *
Дверь открылась, когда Сашка потеряла уже надежду. Скрипнуло крыльцо.
– Кто там?
Сашка вздрогнула: голос вовсе не был старческим. Очень похож на голос его сына, только, пожалуй, глубже.
– Меня зовут Александра, – сказала Сашка, на шаг отступив от калитки. – Я знакомая… Ярослава.
Приоткрылась калитка, и Сашка впервые его увидела – высокий, не сгорбленный, но, видимо, усталый, в очках с очень толстыми линзами, совершенно седой. Его клетчатая рубашка была идеально выглажена и даже, кажется, накрахмалена, а брюки со стрелками странно выглядели в сочетании с домашними тапочками. Он был неуловимо, но очень точно похож на Ярослава… вернее, это сын был похож на отца.
– Вам негде переночевать в Торпе? – спросил он, в свою очередь разглядывая Сашку из-за толстых стекол.
– Нет, – она смутилась. – Я здесь живу… в общежитии. Я студентка.
– А-а, – сказал он с непонятной интонацией. – Заходите…
Во дворе лежал снег, и его давно не убирали, только тропинка от калитки была слабо, но протоптана, а под навесом стояла серебристая «Мазда».
– Ярослав… дома?! – Сашка остановилась.
– Нет, его нет, – старик ступал домашними тапочками по снегу, иногда промахиваясь мимо тропинки.
– А где он?! – Сашка не выдержала. – Сегодня у него рейс… должен быть…
– У него изменилось расписание, – старик потопал на крыльце, сбивая снег. Сашка открыла рот – и закрыла, как рыба.
– Заходите, – он открыл перед ней дверь.
– Мне неловко, – пробормотала Сашка. – Вы из-за меня… босиком в снег… и я только на минутку, только спросить…
– Заходите, – повторил он мягко.
Сашка на секунду задрала голову, будто спрашивая разрешения еще раз сюда войти – у дома. Под крышей нависали сосульки, мелкие, не опасные, похожие на леденцы из детства. Чердачное окошко было занесено снегом почти полностью. Дом, казалось, смотрел на нее благосклонно. Без обиды.
– Я хотела спросить, – она переступила порог, – не случилось ли чего… с ним.
– Он здоров, – старик прошел на середину гостиной, где на пустом обеденном столе помещалась шахматная доска с расставленными фигурами и рядом – большая лупа. – Но, я полагаю, вы с ним расстались…
– Вы знаете, – быстро сказала Сашка, – у нас ведь… ничего и не было. Мы не… ссорились. Просто… есть разные обстоятельства. Я не могу толком объяснить…
Он понимающе кивнул, нащупал спинку стула и осторожно сел, как человек, не очень полагающийся на зрение.
– Неужели он мог оставить вас одного, – вырвалось у Сашки. – Неужели он… больше не бывает в Торпе?!
– Он бывает, – ее собеседник улыбнулся. – И я не один, ко мне приходит очень хорошая помощница по хозяйству, каждый день. А Ярослав очень занят. Именно сейчас у него начинается новая жизнь…
Сашка похолодела: женщина?!
Напольные часы с большим маятником, на которых когда-то лежала белая пилотская фуражка, отсчитывали время затянувшейся паузы.
– Новые маршруты, – снова заговорил старик. – Трансатлантические. Он всегда этого хотел.
Он наблюдал за ней – не как чужой и не как зевака, не с любопытством, а скорее с сочувствием. Сашка сделала над собой усилие и улыбнулась ему, без радости, но хотя бы с облегчением.
Старик кивнул, будто чем-то удовлетворенный:
– Знаете, я рад за него. И мать его, думаю, тоже бы порадовалась…
Он облокотился о стол и сделался для Сашки частью дома, а дом стал продолжением этого человека. За спиной у сидящего старика проявились из воздуха давно ушедшие смыслы – очень красивая женщина в летнем платье, пожилые супруги, младенец на руках юного мужчины и даже, кажется, большая лохматая собака и еще какие-то люди, как единое грамматическое целое, как переплетенные символы из книги-активатора, полные гармонии, живущие во времени – утекающие все дальше в прошлое…
Качнулся маятник. Тени распались, унося с собой смысл, остался запах сердечных капель.
– Меня зовут Антон Павлович, – сказал отец Ярослава. – Легко запомнить. Как Чехова…
Он вдруг засмеялся:
– Я так говорил всегда новым ученикам в шахматном кружке. Одна девушка потом очень долго звала меня Александром Сергеевичем… А вы, значит, Александра.
* * *
Она почистила двор от снега большой лопатой, до самой земли. Под конец едва могла разогнуться.
Она постояла, положив ладони на ледяной капот серебристой «Мазды». Машина ничего не могла ответить, только поманить старым запахом, запертым в салоне.
– Что мне ему передать, – спросил Антон Павлович, – когда он позвонит?
– Если можно, – шепотом сказала Сашка, – я еще
