— Значит, тебе известно о беглянке из Аргоса? — спросил Конн.
— О твоих чувствах к достойной Эльтире, повелитель, ведомо многим.
— Но многие из Совета Лордов считают, что наш брак станет поводом к войне с Аргосом. Сейчас, когда положение Аквилонии не столь устойчиво, как во времена отца, такая война повлечет восстания во всех подвластных нам землях. Что бы ты сделал на моем месте, Хадрат?
Жрец несколько помедлил с ответом.
— Не мне давать тебе советы в подобных делах, государь, — молвил он, слегка прикрыв веки. — Вендийские мудрецы говорят: «Чтобы принять решение, откажись от решений. Будь травой, склоняющейся туда, куда дует ветер, но будь и ветром, колеблющим траву».
Конн осторожно поставил фигурку кормчего обратно на палубу.
— Чтобы постичь подобное, надо быть вендийским мудрецом, — сказал он, — я же всего лишь король с огромной тяжестью на плечах. Сердце подсказывает одно, разум диктует иное. И вот что еще я подумал. В пророчестве сказано: «Из-за ответа дамы король встревожен». Эльтира бежала в Аквилонию от домогательств Арракоса и просит у нас убежища. И я вовсе не уверен… Что, если пифия подразумевала ее отказ?
— Решать тебе, повелитель.
Испросив дозволения, Хадрат удалился.
Как только он скрылся за дверью, прихрамывая на обе ноги, в комнату вошел старый Эвкад, имевший привилегию входить к королю без стука.
— Все собрались в парадной зале и изнывают от нетерпения узреть Ваше Величество, — сказал он, поклонившись.
Конн в последний раз бросил взгляд на готовые отплыть маленькие корабли и последовал за слугой.
Проходя через оружейную, король ненадолго задержался возле зеркального щита, словно стараясь отыскать в его смутных глубинах ответ на терзавший его вопрос. Но металлическая поверхность на сей раз была тусклой и непроницаемой…
И столь же непроницаемым казался взгляд человека с гладким холеным лицом, похожим на камень-голыш, долго пролежавший в воде: заслышав за спиной вкрадчивые шаги, Конн обернулся и увидел перед собой Светлейшего Обиуса.
— Прекрасная вещь, — сказал Верховный Жрец Митры, — какая тонкая, я бы осмелился сказать, филигранная работа! Воистину, лишь мастеру, вдохновленному самим Подателем Жизни, по силам сотворить подобное произведение искусства!
— В бою больше пользы от крепости щита, чем от его выделки, — отвечал король. — Ты ведь не за тем явился, жрец, чтобы восторгаться отцовской коллекцией?
Обиус бросил взгляд на застывшего возле дверей в почтительной позе слугу, и король жестом отпустил Эвкада.
— В словах ваших, государь, много мудрости, — заговорил жрец, когда старый наставник вышел. — О, как бы я желал стать самым надежным щитом для Вашего Величества! Увы, силы мои не беспредельны, и остается лишь молить Митру…
— О моем отречении?! — В голосе Конна отчетливо прозвучал гнев.
Обиус скорбно склонил лысую голову.
— Вижу, достойный Хадрат уже побывал здесь, — сказал он, разглядывая песочного цвета ковер. — Увы, увы, всесильная Судьба властвует и над нищими, и над королями…
— Услышу я что-нибудь, кроме бесконечных «увы»? — нетерпеливо прервал жреца Конн.
Обиус пожевал губами и потер лоб.
— Я всего лишь пекусь о сохранении наследия Великого Конана, — молвил он смиренно. — И никогда не простил бы себе, случись что с вами, государь. Ничтожный, денно и нощно молил я Митру Пресветлого открыть мне хитросплетение причин и следствий, и вот Всеблагой внял моим просьбам… Увы (повторяю слово сие вновь и вновь), я не в силах заставить Сердце Аримана вновь пылать в королевской деснице, но жизнь сына Великого Киммерийца, моего близкого друга и господина, я спасу, даже если буду вынужден пойти наперекор Великому Равновесию! Ваше Величество! Рабрагор — лишь ничтожный из смертных, ему не по силам будет нести скипетр и державу великого государства. Он — лишь послушная игрушка в наших руках, призванный исполнять волю…
— Чью же? — снова прервал словоизлияния Светлейшего король.
— Вашу, государь, конечно же, вашу волю! Поверьте, вынужденное правление бастарда продлится недолго. Как только опасность минует, Братия заставит Рабрагора возвратить вам корону.
— Я тронут, — сказал Конн. — Но вот что я думаю, жрец. Думаю, что сегодня день Торжества Иштар, а на этот праздник отец всегда являлся народу и брал в руки Сердце Аримана. За последние пять лет не случилось ни одной серьезной войны либо иного бедствия, когда являлась бы нужда в талисмане. Народ успел подзабыть о багровом камне, но если сегодня Сердце не будет явлено тысячам глаз, о нем вспомнят, и это породит мрачные слухи и неуверенность. Я не могу нарушать древние обычаи и прикоснусь к талисману на площади.
— Безумие! — вскричал жрец. — Сердце Аримана останется безответным, и все поймут, что небожители отвернулись от Аквилонии!
— Пусть все боги отвернутся от меня, я не буду в обиде. Но есть среди них один, на помощь коего надеюсь всем сердцем. Ты знаешь, о ком я говорю.
Светлейший в отчаянии заломил пухлые ручки.
— Государь — воскликнул он, готовый, кажется, вот-вот зарыдать, — Ваше Величество! Кром — божество киммерийцев, но вы киммериец лишь наполовину…
— Именно это и дает мне надежду. Говорят, Владыка Могильных Курганов лишь дважды бросает взгляд на человека: в момент его рождения и в минуту смерти. Я родился вдали от его владений, и вряд ли он обратил на меня свой взор, когда я появился на свет. Так что у меня в запасе есть хотя бы один взгляд Крома. Говорят, что иногда бог киммерийцев приходит на помощь тем, к кому особо благоволит. Отец почитал Владыку Курганов, надеюсь, он не оставит сына своей милостью.
— Увы, — прошептал жрец, — я бессилен что-либо изменить…
* * *
— Суда и справедливости, повелитель, суда и справедливости!
Невзрачный человек с небольшим горбом за левым плечом застыл на коленях перед ступенями королевского трона.
— Да будет суд и справедливость именем Митры Пресветлого. Назови себя.
— Богуз с улицы Вздохов, мой король.
— В чем твоя вина?
— Повинен в зарывании кошки в землю на перекрестке трех дорог.
Конн удивленно глянул на месьора Шатолада, стоявшего по правую руку от возвышения.
— Это правда?
Шатолад поклонился и заговорил поспешно, желая объясниться:
— Ваше Величество, сей человек желает обелить себя перед королевским судом и потому всячески преуменьшает свои черные деяния. Кошка, зарытая в землю с целью страшного колдовства, — лишь малая часть его преступлений. Сей чернокнижник повинен в сношениях с духами тьмы, коих призывал на погибель всех правоверных…
