– К нам попала одна запись. Случайно, клянусь, совершенно случайно! Профессор долго думал, нужно ли тебе знать о ней…
– Опять какая-нибудь дрянь про моего отца?
– Дрянь? Нет, Маруся. Это просто факты, голые факты и ничего кроме.
– Ты говоришь как Бунин.
– Он – мой учитель.
– Я ничего не стану смотреть, – Маруся отвернулась.
«Зачем, зачем я с ним говорю?»
Илья приблизился, взял ее за руку, тихо произнес, почти прошептал:
– Ты же ничего не знаешь. Тычешься вслепую, как котенок, черное тебе кажется белым, белое – черным. Мы хотим спасти тебя, помочь…
– Хороша помощь! – крикнула Маруся, вырвала руку, отскочила. – Вы все врете! И ты, и твой Бунин! Предатели!
– Мы тебя не предавали, – спокойно сказал Илья. – А вот твой отец…
– Заткнись! Уф!! Мы уходим!
– Пять минут, – Илья заглянул девочке в глаза. – Прошу, выслушай меня, это займет всего лишь пять минут. Потом пойдешь, куда захочешь.
– Я…
– Ну, договорились?
– Хорошо, – через силу пробормотала Маруся.
– Как ты думаешь, кто такой Чен?
– Чен? – вытаращила глаза Маруся. Ей вспомнился вертолет с морским коньком на борту. – Он хотел выкачать из меня кровь, нес ерунду какую-то про то, что я особенная, что в моей крови есть ген…
– А ты никогда не думала, откуда он в своем Китае об этом узнал?
– Не знаю, – пожала плечами девочка. – Следил, наверное…
– Смотри!
Илья достал коммуникатор. Маруся никогда не встречалась с такой моделью – большой раскладной экран, голографический дисплей. Поколдовав над кнопками, он запустил ролик. Маруся увидела знакомую комнату, бумажные фонарики с иероглифами, низкий столик, чайные чашки.
За столиком сидели двое мужчин. В одном девочка с содроганием узнала Чена, а напротив китайца сидел и улыбался такой знакомой, такой родной улыбкой ее отец, Андрей Гумилев…
Эпизод 11
Комариная пустошь
Не может быть!
Чен и отец о чем-то беседовали, смеялись, время от времени делая по глотку чая. Китаянки в шелковых халатиках тут же подливали им в чашки. Все улыбались друг другу, как давние знакомые.
«Пора уже привыкнуть – может быть все, – сказала себе Маруся. – Я не удивлюсь, если сейчас папа скажет Чену: убей мою дочь».
– Сделай погромче, – попросила она Илью.
– Девочку придется умертвить, – донесся из динамика коммуникатора голос Андрея Гумилева. – Жалко, но, увы, мне нужна вся ее кровь.
«Ну и отлил бы своей – она же у нас одинаковая!» – чуть не крикнула Маруся.
– Оплата? – Чен на экране хищно прищурился.
«Чен говорит по-русски?!» – ахнула Маруся.
– Как обычно плюс два миллиона сверху, – ответил отец Маруси. – Если все пройдет тихо, без эксцессов, можете рассчитывать на бонус.
– Хорошо, – Чен кивнул.
– Вот фотография, – Гумилев протянул китайцу снимок. Маруся узнала его. Снимал папа, это было в конце мая, когда он забирал Марусю из школы после последнего звонка, веселую и счастливую.
Она еще крепилась, хотя чувствовала: вся ее бравада, вся показушная толстокожесть ломается, рушится как карточный домик, и слезы уже на подходе.
– Ваши люди, уважаемый Чен, должны плотно опекать девочку, – голос отца зазвучал сухо, по-деловому. – Я не хочу рисковать. Проект, связанный с выделенным из крови моей дочери геном, может перевернуть весь мир.
– Не волнуйтесь, уважаемый Андрей, – сладко зажмурился китаец. – Дороги судеб ведут туда, куда их прокладывают люди.
– Хорошо сказано, – засмеялся Гумилев. – Итак, послезавтра она прилетает из Сочи в Москву…
– Считайте, что операция уже началась, – заверил его Чен.
Запись кончилась. Илья убрал коммуникатор.
– Саламандру в аэропорту подбросила тебе Алиса, – сказал он. – Вообще-то этот предмет принадлежит Бунину, он не раз спасал ему жизнь, и профессор буквально оторвал его от себя. Если бы не он, тебя бы сейчас не было в живых.
– Меня и нет, а Алису твою в аэропорту я не видела, – пробормотала Маруся, глядя на свои грязные армейские ботинки.
– Не говори так. Ты уцелела – а это главное! – Илья буквально выпалил эту фразу.
– Откуда во мне этот ген? – спросила Маруся, чтобы не возникло паузы, не наступило молчание, следом за которым, она знала, придут мысли об отце.
– Мы точно не знаем. Возможно, прихоть природы. Но скорее всего тут все дело в твоей маме.
– Ясно. А зачем моя кровь… ну, ему? – Маруся не смогла заставить себя произнести слово «папа».
– Я не очень в курсе, профессор объяснит тебе лучше. Думаю, что это все связано с созданием препарата, позволяющего одному человеку владеть множеством предметов без ущерба для себя. А может, тут дело в неуязвимости или каких-то экстрасенсорных способностях.
– Нет у меня никаких способностей!
– Я же говорю – не знаю, вот Бунин…
– Так позвони Бунину! – крикнула Маруся, отступая от Ильи на шаг. – Давай звони, что смотришь? Да-да, я хочу с ним поговорить! Мне НАДО с ним поговорить! Ну?
Илья хмыкнул, снова достал коммуникатор, громко отдал приказ речевому анализатору:
– Проф!
– Соединяю, – пискнуло из динамика. Проползала томительная секунда, за ней другая – и Маруся услышала короткие гудки.
– Занято, – растерянно произнес Илья.
– Ладно, пошли, – устало махнула рукой Маруся. – Спустимся с этого водораздела, устроим привал, поедим. Там и позвонишь.
– Договорились, – улыбнулся Илья.
– А чего ты все время лыбишься? – неожиданно для себя сказала Маруся. – Весело тебе?! Весело, да?
– Успокойся, все нормально, – Илья отшатнулся от девочки, выставил руки. – Я просто пытаюсь быть дружелюбным.
– Не надо!
– Что «не надо»?
– Ничего не надо!
Они еще с полчаса шли по Мертвому, точнее, полумертвому лесу. Видимо, здесь, на восточном склоне, загадочное излучение уже не было таким сильным, как наверху – среди сухих деревьев то и дело попадались зеленеющие кусты кедрового стланика, под ногами шелестела трава, да и галлюцинации больше не мучили Марусю.
Лес кончился неожиданно, точно обрубленный огромным топором. Солнце перевалило за середину дня, но до вечера было еще далеко. Перед путниками раскинулся луг, поросший травой. Если начистоту, лугом он, конечно, был бы где-нибудь под Рязанью или Калугой, а здесь, в тайге, это место называлось пустошью. «Комариная пустошь», – вспомнила Маруся.
Всю дорогу девочка молчала. Илья, быстро нашедший общий язык с ёхху, беспечно болтал с ним о чем-то, пару раз брал в руки пулемет, прицеливаясь в деревья. Маруся брела за ними повесив голову и сквозь русую челку время от времени бросала злые взгляды на своих спутников. В голове ее ворочались тяжелые, безрадостные мысли.
