скорее неумеха студент, который ничего не знает?
Ланс вскинулся. Он всегда слишком агрессивно реагировал, когда в нем сомневались. Мне не нравилось это его болезненное самолюбие. Вот и сейчас, схватился за меч, зашипел как закипающий чайник. Прежде, чем он успел что-то сказать, высказался один из близнецов-огневиков.
— Может, северяне сначала пришли как наемники? И сначала вместе с одними воевали против других, а потом добили своих нанимателей? — и он глупо загыгыкал. Я одобрительно ему кивнул. Как ни крути, а близнецы были из Итвис — куда сообразительней, чем большинство.
— Да, пожалуй в этом что-то есть. Кажется я припоминаю эпизод с… — тут же начал Бруно.
Я подъехал к Лансу, схватил его за наплечник и «дружески» пошатал в седле.
— Однажды, Ланс, — сказал я. — Я научу тебя думать. И тогда ты больше никогда не сможешь быть счастливым.
А потом обернулся к Бруно и сказал:
— Это сейчас не важно, ректор Бруно. Я хочу послушать, как другие полагают возможным захватить себе целую область Регентства, имея на руках только три сотни воинов. Отвинец, ты что скажешь?
— Они были сильны своим магическим талантом, — тут же отозвался тот. — Они с севера? Да просто вморозили всех в землю, вот и всё.
— Кто его опровергнет? — спросил я.
Не то, чтобы я ковал из своей свиты полководцев. Мне больше были нужны верные друзья и сподвижники. Я не добивался от них стратегического мышления. Но вбивал в них привычку думать о последствиях. В том ключе, что если держаться меня и оставаться мне преданным, то у них всё будет хорошо. А если нет, то всё будет плохо. В общем, я поступал как главарь мелкой шайки. Делал вид что умный и учу уму разуму, чтобы потом использовать в своих целях.
Впрочем, довольно скоро болтовня перешла на обычные мужские темы — кони, девки и оружие. И очень скоро я вполне прочувствовал фразу, которую как-то сказал Фредерик «Война это на скука. И очень редко это скука разбавляется кровью». Наша армия двигалась со скоростью самой медленной её части. И этой самой медленной частью был обоз. Дневной переход, по моим прикидкам, это около тридцати километров. Часов шесть для неспешно идущего человека, плюс пара часов на отдых и обед. А вот влекомые быками обозные телеги в колонне плелись так медленно, что я бы обогнал их даже если бы полз на руках. Я не преувеличиваю — учитывая мои явно повышенные физические данные. Километра три в час. Может, даже меньше. Поэтому мы и не пытались дождаться обоза — армия ушла вперед.
В дневном переходе от Караэна на Древнем Тракте была площадка для стоянки торговых караваннов. Искусственная насыпь, частью состоявшая из утрамбованной земли, а частью из битого камня, который добывался тут же. Раньше, во Времена Древней Империи, это был перекресток дорог с небольшим городком. Вот камни его домов, как и часть второстепенной дороги, и пошли на строительство площадки, возвышающейся над болотом. Ориентируясь на карту Бруно, охотники дедушки Мо нашли ответвление Древнего Тракта на нужный нам городок. К счастью, разобрано было всего метров двести древней дороги, дальше путь был целым. Охотники встретили нас на месте. Площадка, хотя и потрепанная после нашествия нежити, все еще сохранила инфраструктуру для путешественников — конюшни, стойла, нечто вроде караван-сараев для тех, кто побогаче, и просто больших сараев для тех, кто победнее. В последний момент опытные лучники Вилы ускорились и застолбили лучшие места. И отстояли их, не уступив даже аристократам Дйева. В любом случае, на площадке всем было не уместиться, поэтому лагерь из палаток и повозок с едой растянулся на километр по Тракту. А еще дальше растянулась вереница повозок.
Первым унылым днем рутина не закончилась. Этой же ночью меня настигли будни полководца. Лучники Вилы явно не горели желанием лезть в Дикие Земли, поэтому устроили бунт. Бунтовать против меня прямо они не решились, поэтому ночью устроили драку с моими солдатами. Я сдуру полез разнимать — хорошо хоть мне хватило ума надеть доспехи и сесть на Коровку. Из темноты прилетела стрела, оставившая глубокий след на моей кирасе. И я ретировался к своему шатру, оставив разбирательства на утро. Утром выяснилось, что ночью я потерял шестерых солдат — в ночной потасовке лучники их зарезали. Еще полтора десятка были ранены. К счастью, самых тяжелых я смог вылечить. Все погибшие были ветеранами Битвы у Ворот. Что хуже, Вила не стеснялся убивать командиров. Я потерял трех десятников которых так долго натаскивал, не пожалев под это собственную Большую Столовую. А самое неприятное, среди убитых оказался Матль.
Наш лагерь оказался разделен — лучники и долгобороды стояли посредине, заняв лучшие места на площадке, в том числе и внутри строений. А всадники Дйева разбили лагерь за площадкой, дальше в сторону Отвина, и сейчас были от нас отрезаны.
Утром я выехал в окружении свиты на встречу с Вилой. Меня так трясло от ярости и возмущения, что я помню то утро только кусками. Вила глухо извинился и сказал, что в темноте не смог разглядеть виновных. Он пришел не один, а с Хогспором. Люди Вилы и долгобороды Хогспора стояли вперемешку с одной стороны, мои «чушпаны», угрюмые и злые — с другой, позади меня.
Так я оказался в ситуации, довольно распространенной в этом мире — мораль армии на нуле, в армии волнения, а моего авторитета недостаточно.
— Мы хотим удвоения платы. В договоре не было о Диких Землях, — говорил Вила. То ли он поднатаскался в языке пока был в Каэране, то ли алчность благотворно влияла на его дикцию. Я не сильно прислушивался — меня омывали волны ярости, от которой темнело в глазах. Я был в доспехах, как и вся пятерка моих рыцарей. По бокам стояли вооруженные пехотинцы из их копий. Вила не торопился подставляться — они с Хогспором оставались позади возведенной за ночь преграды. Заостренные колья и утыканные шипами бревна и стены из разобранных построек. Судя по основательности, в постройке явно поучаствовали долгобороды. Вила стоял вальяжно, однако рядом с ним был кусок деревянной стены, за который так удобно было юркнуть. И который выдержит не только арбалетный болт, но и магический удар огнем или людом.
— Хогспор, — перебил я жевание Вилы — Кому ты служишь?
— Инсубрам! — рявкнул Хогспор.
— Хорошо. Убей этого человека… — боевая лопата отделила голову Вилы еще до того, как
