Так делалось хоть немного спокойнее. — Хм, допустим, ключ можно подобрать. В Анрии должен обитать один толковый артефактор, который может собрать генератор ключей, но это будет недешево.
— Сколько? — спросил Финстер.
— Деньги — не проблема, — отмахнулся Ротерблиц. — Тут вопрос, хм, в другом. В целесообразности, я бы сказал. Ты уверен, что их стоит расшифровывать?
— Расшифруй — узнаешь.
— Хм-хм, — похмыкал чародей, сдерживая смех, — безупречная логика. Предположим, я потрачу уйму времени и подберу ключ. Потрачу еще уйму времени и расшифрую пару писем. Где гарантии, что полученный текст не потребует дополнительной расшифровки? Или… — Ротерблиц иронично усмехнулся. — А вдруг это всего лишь тайная переписка пары тайных любовников?
— Тайную переписку тайных любовников не хранят в скрытом магическом сейфе, — сказал Финстер.
— Много ты знаешь о любовниках… — покачал головой чародей и утер лоб рукавом сюртука.
Он задумался, перебирая письма в папке. Чувствовал себя очень скверно и отнюдь не из-за жары.
— Вот что я тебе, хм, Финстер, скажу, — заговорил Ротерблиц после недолгого молчания. — С того дня, как ты прикончил ван Геера, все пошло наперекосяк. Как только это стало известно, в Энпе начался переполох. Все мои товарищи объявили о намерении, хм, временно прекратить нашу деятельность. Наверняка уже временно сожгли все архивы и любые упоминания о связях с партией. После убийства Адлера даже самые ревностные сторонники дела революции предпочли сменить квартиры и оборвать все контакты. Тоже временно, хм, до тех пор, пока ситуация не прояснится. Ну а после нашего с тобой, хм, знакомства исчез и ван Блед. Я не виделся с ним уже пять дней.
Ротерблиц вздохнул, переводя дух. Финстер слушал молча, явно не собираясь перебивать.
— И все потому, что вмешался ты, — продолжил чародей. — Я полтора года вел это дело, втирался в доверие, добивался расположения, собственными руками, хм, угробил свою карьеру в Ложе, лишь бы выяснить, кто прикрывается партией, кто использует ее в своих интересах и чего добивается. Я был близок к тому, чтобы выяснить это, но… тут появляешься ты, и все рушится. Ты убил всех, кто мог бы это знать, кроме Морэ и Машиаха. Но у Морэ давно паранойя, поэтому о его квартирах знают только избранные, а где Машиах — не знает вообще никто. Может, об этом знал ван Геер, но ван Геера ты убил, так что…
Финстер никак не отреагировал на выразительный прием риторики. Он стоял и не сводил с чародея немигающего взгляда. Ротерблица посетила мысль, что с тем же успехом он мог упражняться в красноречии перед стенкой. Тем не менее пиромант решил не останавливаться:
— Две недели назад в гостинице «Империя» должен был состояться съезд Энпе, на котором присутствовали бы все члены партии. Мы бы взяли их. Уже была подготовлена операция, вызваны люди из столицы, оставалось только дождаться сигнала, чтобы переловить их всех в одном месте с поличным, а не, хм, бегать за ними по Империи. Но вмешался ты и уничтожил полтора года работы. А за тобой пришла охранка и теперь похваляется отличными результатами оперативно-розыскных мероприятий! Всего несколько дней, если бы ты появился всего на несколько дней позже, все был было совершенно иначе… А теперь, — вздохнул Ротерблиц, поправляя очки на носу, — ты приходишь ко мне с какими-то, хм, бумажками и хочешь, чтобы я их расшифровал…
Финстер коротко дернул щекой со шрамом. Это было единственное проявление эмоций, которые чародей вообще в нем видел. Наверно, очень сильных.
— Если узнаешь, где Жан Морэ, перестанешь ныть? — спросил Финстер.
Ротерблиц прикусил язык и кашлянул. Ему показалось, что в равнодушном, бесцветном голосе собеседника он как будто отчетливо расслышал раздражение.
— Хм… — озадаченно хмыкнул пиромант и потер кончик носа. — Что?
— Твое руководство хочет получить лидеров «Нового порядка», — сказал Финстер. — Вернер Зюдвинд, Дитер Ашграу, Карл Адлер, Рудольф Хесс и Артур ван Геер мертвы. Машиаха оно не получит. Остается Жан Морэ. Его ты можешь забрать.
Ротерблиц поборол смятение и растерянность и изобразил карикатурный поклон.
— Ах, спасибо! — протянул он язвительно. — Благодарю за великодушное соизволение, майнхэрр! Но позвольте узнать, с чего вдруг такая, хм, щедрость?
— Это не щедрость, — сказал Финстер. — Это сделка: ты расшифруешь письма, взамен получишь Жана Морэ.
— Очень заманчиво, — согласился Ротерблиц. — Одно меня смущает: почему ты так легко готов отдать мне Морэ, раз ищешь Машиаха?
— Потому что Жан Морэ не знает, где Машиах, поэтому бесполезен в его поисках.
— Именно он-то, хм, и не знает?
— Да.
— Почему же?
— За последние три месяца они ни разу не контактировали, значит, Жан Морэ еще нужен Машиаху. Это достаточная цена, чтобы ты согласился расшифровать письма?
— Хм, — озадаченно хмыкнул Ротерблиц. — Я все равно не понимаю тебя. Ты объявил охоту на, хм, Энпе, а когда остался последний из вожаков партии и ты знаешь, где его искать, тебе это стало вдруг, хм, неинтересно?
— Не объявлял охоту на Энпе, — сказал сигиец. — Ищу Машиаха. Только он имеет значение.
— А чтобы не терять сноровку, ты, хм, перешел на анрийских магнатов и предпринимателей? — съязвил Ротерблиц, лукаво сверкая глазами за стеклами очков.
Финстер невыразительно посмотрел чародею в глаза. Пиромант пожалел, что у него нет запасной пары очков.
— Машиах по-прежнему в Анрии, — сказал Финстер чуть погодя. — Однако искать его среди членов Энпе больше нецелесообразно.
— Вот как? Хм, полагаю, спрашивать, откуда такие выводы, бессмысленно, да? Тогда, может, ты проявишь великодушие и поделишься соображениями, где искать его, хм, целесообразно?
— Нет.
— Я почему-то так и думал, — вздохнул чародей.
— Нет соображений, где искать Машиаха. Об этом может знать Адольф Штерк.
— Босс Большой Шестерки?
— Да.
— Ты уверен?
Финстер снова некоторое время молчал, прежде чем ответить.
— Это единственный след Машиаха, который остался. Его тоджину этот встретил у Йозефа Вортрайха.
— Кого этот встретил?
Финстер посмотрел на чародея, явно не понимая, к чему объяснять очевидные вещи, но быстро сообразил, что мир не ограничивается только его головой, а вокруг обитают и нормальные люди.
— Тоджина, — сказал он, — это психический двойник. Действует, как Машиах, мыслит, как Машиах, но сознает, что только фрагмент его сознания. Тоджина беспрекословно выполняет заложенную программу действий, но имеет определенную свободу в выборе способов решения задач.
— Хм, как аватар, что ли?
— Нет. Как биртви и цариэлеби.
Ротерблиц фыркнул, теряя терпение. Больше из-за того, что скатившаяся и упавшая с кончика носа капля пота неприятно щекотнула кожу.
— Тоджины, цари-э-кто, битвы… я не понимаю, о чем ты говоришь! — заворчал он. — Я не силен в мертвых языках, об которые, хм, язык сломаешь! Если Машиах может наделать кучу двойников, зачем ему быть в Анрии?
— Затем, что тоджине необходимо чувствовать присутствие Машиаха, иначе не сможет функционировать.
Чародей смерил взглядом исподлобья каменную физиономию собеседника.
— Ну предположим, я тебе верю, — сдался Ротерблиц. — Очевидно, ты знаешь о Машиахе, хм, гораздо больше меня. Но как со всем этим связаны письма Ратшафта?
— Расшифруй — узнаешь.
— Ты это уже, хм, говорил.
— Тогда зачем спрашиваешь?
Ротерблиц с сомнением посмотрел на папку в руках. Все это ему очень не нравилось.
— А тебе не приходило в голову, — произнес он, снова перебирая исписанные ровным почерком листы бумаги, — что, если я их расшифрую, то узнаю что-то такое, чем не захочу делиться, и попытаюсь тебе помешать?
— А ты попытаешься?
Пиромант не стал отвечать, старательно избегая проницательного взгляда собеседника. Не хотелось думать, что Финстер умеет еще и читать мысли.
— Я об этом пожалею, — Ротерблиц закрыл папку, — но попробую. Ничего не обещаю, — предупредил он. — И это может занять уйму времени.
— Сделай все, что можешь.
— А ты между делом выяснишь, где Морэ? — недоверчиво усмехнулся чародей.
— Нет. Будь сегодня ночью на углу Морской и Речной улиц, — сказал Финстер, разворачиваясь.
Чародей сдавленно кашлянул, поэтому не успел спросить, зачем ему быть в двух кварталах от собственной квартиры, которую он снимал последние полгода.
— Уже почти час, — недовольно отметил Гаспар, сверившись с карманными часами.
Даниэль жеманно закатила глаза и положила в рот ложечку почти доеденного шоколадного бисквита. Последний час менталист таращился на часы буквально каждую
