— Да ты настоящая красавица,— сказал он наконец.
— Не упусти парус, капитан,— ехидно отозвалась девушка,— нельзя отвлекаться, когда стоишь на вахте!
— Помилосердствуй, глядя на твое прелестное личико трудно не отвлечься! — шутливым тоном воскликнул зингарец.—Да и вахта моя что-то затянулась. Вот что, бери-ка в свои красивые ручки эти два фала, будешь управлять лодкой. Ну а я посплю немного. Признаться честно, устал так, как даже там, на галере не доводилось уставать.
Действительно, Ремидио не спал уже больше двух суток, причем за это время произошло множество бурных событий — один только бой чего стоил! Видя, что девушка медлит, Ремидио Повторил:
— Ну что же ты? Бери фалы.
— Что брать? — растерянно спросила Соня.
Ремидио рассмеялся.
— Фалы. Вот эти две веревки. Да подойди ты, не бойся. Должен же я объяснить, как управляться с парусом!
Передав Соне концы веревок, привязанных к рею, он принялся объяснять, что следует делать, чтобы лодка поворачивала вправо или влево, как держать курс, сообразуясь с направлением ветра и положением солнца на небе. Соня судорожно сжимала в кулачках веревки, а Ремидио, взяв ее руки в свои, показывал, как следует разворачивать парус, ловя им ветер. Спустя некоторое время девушка вдруг обнаружила, что почти лежит в его объятиях. В следующий момент Ремидио отшатнулся и глухо, коротко простонал, получив резкий удар локтем в печень. Выпустив фалы, Соня резко расхохоталась, и это едва не погубило их обоих: парус хлопнул, лодку развернуло бортом к волне и резко накренило. Внутрь хлынула вода.
— Держи парус! — крикнул Ремидио отнюдь не шутливым голосом.
Впрочем, надо отдать ему должное, действовал зингарец четко и молниеносно.
В по-кошачьи гибком прыжке он устремился к мачте и, ухватившись прямо за рей, к счастью расположенный невысоко, развернул парус в нужное положение.
Натужно заскрипев, точно застонав каждой своей досочкой, лодка выпрямилась и вновь пошла в северном направлении.
Увидев, что зингарец открывает рот, собираясь призвать громы и молнии на ее голову, Соня поспешила сама напуститься на него.
В выражениях, не самых изысканных, но зато сильных, она объяснила, что именно думает об этом недоумке Ремидио, не забыв при этом упомянуть семь поколений его водоплавающих предков.
Эта тактика, бесспорно, увенчалась успехом. Некоторое время зингарец хранил потрясенное молчание, а затем негромко спросил:
— Послушай, где ты научилась так ругаться?
В ответ Соня улыбнулась несколько самодовольно.
Лишь очень поверхностные люди верят в то, что придворные дамы — наивные, возвышенные и утонченные натуры. Другое дело, что они, эти дамы, напускают на себя такой вид.
— Ругаться я научилась, когда воспитывалась при дворе туранского наместника в Хауране,— сообщила Соня небрежно, как бы между прочим. — Пять лет там прожила, кстати.
— А-а…— протянул Ремидио,— недаром я сразу почувствовал, что в тебе что-то есть.
— Что же именно? — скептически хмыкнула Соня.
— Порода. Уверенность в себе. Гордость…
— Ты, кажется, собирался отдыхать? — прервала девушка его излияния.
— Да…
— Вот и отправляйся.
Ремидио послушно прошел на корму и лег там на скамье, укрыв плечи суконной морской курткой, точно одеялом.
— Ты могла бы стать самой роскошной куртизанкой во всей Кордаве,— пробормотал он, засыпая.
— Вот уж, действительно, великая честь! — презрительно фыркнула Соня и перенесла свое внимание на управление лодкой.
Вокруг широко раскинулось необъятное море и еще более необъятное небо с золотым солнцем на нем.
Это было красиво, очень, но плавание по морю в этой хрупкой дощатой скорлупке не на шутку пугало девушку.
Каким-то внутренним чутьем она очень остро ощущала чудовищную глубину под тонким, непрочным днищем утлой лодчонки. И кто знает, что за чудовища копошатся там, в этой глубине, во тьме…
— Спокойно, спокойно,— пробормотала девушка, обращаясь сама к себе.— Глубоко, ну очень глубоко, так что тут такого особенного? Скоро уже доберемся до берега. Немного осталось. И погода тихая…
Они продолжали идти на север, к далекому невидимому берегу. Ремидио мирно посапывал на кормовой скамье. Счастливчик.
Уже глубокой ночью лодка вошла в широкую бухту, освещенную неверным серебристым светом убывающей луны.
Лодка тихонько ткнулась носом в песчаный берег и замерла неподвижно. Ночь стояла звездная, мягкая и теплая.
Некоторое время Соня сидела, не шевелясь, все еще сжимая в руках ненужные фалы.
Вдруг слабое дуновение ветерка донесло до нее запах леса, сладковатый аромат каких-то цветов.
Тихо, монотонно шуршали листья деревьев. Сонно свистнула птица…
Догадавшись наконец бросить веревки, Соня улыбнулась широко и счастливо, затем двинулась на корму: пора будить Ремидио.
— Эгей, поднимайся, флотоводец! Твой корабль прибыл в порт.
— Отдаю город на разграбление моим отважным морякам,— раздался в ответ негромкий голос зингарца, глаза его блеснули в свете луны.—
Пойдем, нам с тобой надо найти чего-нибудь подкрепиться…
Соня и Ремидио зашагали прочь от берега. Хвала богам, под ногами наконец-то была твердая земля!
На призывно шумевшее за спиной море девушка даже не оглянулась.
Соленой водой она была сыта по горло.
Равно как и народом, эту воду населяющим. Пираты, что спорить, славные ребята, и они немало ей помогли. Если бы не они, едва ли рыжеволосой красавице удалось бы осуществить задуманную месть.
Однако обет, данный ей давным-давно — отомстить всем без исключения, кто был повинен в гибели ее семьи, она исполнила не до конца. Был еще один человек…
Однако его она едва ли сможет отыскать среди сброда, будь то морского или городского. В этих поисках Соне скорее могли пригодиться знакомства совсем иного рода.
И, кстати…
Она оценивающе взглянула на Ремидио. Да, пожалуй… Словно сами боги послали ей такого попутчика.
— А далеко ли до твоих владений, потомок мореходов? — окликнула она зингарца.
— Это в Тангерайо. Знаешь такое местечко? Под Кордавой.
— О…— девушка была огорчена. Ей отнюдь не улыбалось застрять в сельской глуши, без связей с внешним миром.
Но уже следующие слова юноши успокоили ее:
— Правда, сейчас я собирался не туда. В это время года все мое семейство отбывает ко двору, в столицу. Не желаешь ли отправиться со мной? Конечно, после Хаурана — это жалкая провинция, — не удержался он, чтобы не подколоть Соню,— и все же я почту за честь оказать тебе скромное гостеприимство.
