Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

— Что же нам делать? — спросил аквилонец, опасливо глядя на черные тени. ОН никак не мог забыть выражения лица убитого.

— Не стоит и пытаться выследить демона, — сказал Конан и вытащил из-за пояса лесной топор. — Когда он убил Сократа, я хотел это сделать. И потерял след через несколько шагов. То ли у него крылья выросли, то ли он в землю ушел. И за мулом тоже пойдем. Сам выйдет к форту или чьей-нибудь усадьбе.

Говоря это, он срубил два деревца на краю тропы и очистил стволы от веток. Потом отрезал кусок толстой лианы и переплел стволы так, что вышли простые, но надежные носилки.

— По крайней мере демон остался без головы Тиберия, — проворчал Конан. — А мы отнесем тело в форт. До него не больше трех миль. Этот толстый болван никогда мне не нравился, но нельзя же допустить, чтобы пикты вытворяли над головами белых людей все, что им вздумается.

Вообще-то пикты тоже относились к белой расе, хоть и были смуглыми, но жители пограничья не считали их за белых.

Бальт взялся за задние ручки носилок, Конан без всякого уважения положил на них несчастного торговца и они тронулись быстрым шагом. Даже с таким грузом Конан продолжал двигаться бесшумно. Он захлестнул оба своих конца носилок ремнем купца и держал их одной рукой, чтобы оставить правую свободной для меча. Тени сгущались. Чаща погружалась в сумерки, в серо-голубой таинственный полумрак, в котором скрывалось непредсказуемое.

Они одолели уже больше мили и крепкие мышцы Бальта стали уже побаливать, когда из перелеска, который окрасился алым цветом заходящего солнца, раздался пронзительный вопль.

Конан резко остановился, и Бальт чуть не уронил носилки.

— Женщина! — крикнул он. — Великий Митра, там женщина зовет на помощь!

— Жена колониста заблудилась, — проворчал Конан, опуская носилки. — Корову, поди, искала… Оставайся тут!

И, как волк за зайцем, нырнул в зелень. У Бальта волосы стали дыбом.

— Оставаться с покойником и с этим дьяволом? — взвыл он. — Я иду с тобой!

Конан обернулся и не возразил, хотя и не стал поджидать менее проворного спутника. Дыхание Бальта стало тяжелым, киммериец впереди то пропадал, то вновь возникал из сумерек, пока не остановился на поляне, где начал уже подниматься туман.

— Почему стоим? — поинтересовался Бальт, вытер вспотевший лоб и достал свой короткий меч.

— Кричали здесь или где-то поблизости, — ответил Конан. — Я в таких случаях не ошибаюсь, даже в чаще. Но где же…

Снова послышался крик — у них за спиной, у тропы. Крик был тонкий и жалобный, вопль женщины, охваченной безумным страхом, — и вдруг он внезапно, разом перешел в издевательский хохот.

— Что это, во имя Митры… — лицо Бальта белело в сумерках.

Конан ахнул, выругался и помчался назад, ошарашенный аквилонец — за ним. И на этот раз налетел-таки на внезапно остановившегося киммерийца — словно в каменную статую врезался. А Конан словно и не заметил этого…

Выглянув из-за богатырского плеча, юноша почувствовал леденящий ужас. Что-то двигалось в кустах вдоль тропы. Не шло, не летело, а вроде бы ползло. Но это была не змея. Очертания существа были размыты, оно было ростом повыше человека, но казалось менее массивным. К тому же оно испускало странное свечение — словно болотный огонек, словно ожившее пламя.

Конан выкрикнул проклятие и с дикой силой швырнул вслед существу свой топор. Но тварь не спеша двигалась дальше, не меняя направления. Они еще некоторое время видели туманный силуэт, потом он бесшумно сгинул в дебрях.

С рычанием Конан продрался сквозь заросли и вышел на тропу. Бальт не успевал запоминать все новые и новые цветистые проклятия, в которых богатырь отводил душу. Конан замер над носилками с телом Тиберия. Труп был обезглавлен.

— Он надул нас своим поганым мяуканьем! — стервенел Конан и в гневе рассекал воздух над головой своим огромным мечом. — Я должен был это предвидеть! Должен был ждать какой-нибудь пакости! Значит, алтарь Зогара украсят все пять голов.

— Что же это за тварь — причитает как женщина, хохочет как демон, ползет и светится? — спросил Бальт, вытирая вспотевшее лицо.

— Болотный демон, — угрюмо сказал Конан. — Берись за носилки. Так или иначе, унесем труп. Тем более ноша стала легче.

И с этой мрачной шуткой взялся за кожаную петлю.

Форт Тускелан поднимался на западном берегу Черной Реки, и ее волны плескались у основания частокола. Частокол был из толстых бревен, как и все остальные постройки, в том числе и башня (так с гордостью именовалось это строение), в которой жил губернатор.

За рекой раскинулись бесконечные леса, вдоль берега они были густыми, как джунгли. День и ночь патрули на стенах форта внимательно всматривались в эту зеленую стену. Изредка оттуда выходила какая-нибудь опасная тварь, и стражники знали, что за ними тоже следят не менее внимательно голодным, диким и безжалостным взором. Постороннему глазу дебри за рекой могли показаться безлюдными и мертвыми, но они кишели жизнью — не только птицы, звери и пресмыкающиеся обитали там, но и люди, которые были страшнее любого хищника.

Здесь, в укреплении, кончался цивилизованный мир. Форт Тускелан был самым последним поселением на северо-западе. Дальше гиборийские народы не продвинулись. Мир за рекой был таким же, как тысячелетия назад. В тенистых лесах стояли хижины, крытые хворостом и украшенные оскаленными человеческими черепами, глинобитные селения, где горели костры и где точили наконечники копий худощавые неразговорчивые люди с курчавыми черными волосами и змеиными глазами. Когда-то хижины смуглого народа стояли на этом месте, где нынче раскинулись цветущие поля и деревянные дома русоволосых поселенцев, до самого Велитриума, беспокойного пограничного города на берегу Громовой Реки и дальше — до боссонского пограничья. Сюда пришли торговцы и жрецы Митры — эти по обычаю ходили босиком и без оружия, отчего и погибали часто страшной смертью, за ними двигались солдаты и лесорубы, их жены и дети на повозках, запряженных волами. Огнем и мечом аборигены были отброшены и за Громову Реку, и за Черную. Но смуглолицый народ никогда не забывал, что этот край, называемый Конайохара, принадлежал ему.

Стражник у ворот потребовал назвать пароль. Сквозь зарешеченное окошко пробивался свет факела, отражаясь на стальном шлеме и в настороженных глазах.

— Открывай ворота! — рявкнул Конан. — Это же я!

Он терпеть не мог армейской дисциплины.

Ворота отворились во двор и Конан с товарищем прошли в форт. Бальт заметил, что с двух сторон возвышались башенки с бойницами.