что стало слышно, как оркестранты в своей яме чего-то доучивают. Двоечники.
— Самая настоящая.
— Как интересно! Князь, приглашаю вас со спутницей в мою ложу. Будет возможность пообщаться. — Император всё это говорил Брехту, не сводя глаз с Васьки, или ордена её.
— Кхм, Ваше Величество, тут принц Карл Баденский …
— Карл, уступите нам своих гостей, — не стал слушать продолжения император.
— С радостью, Ваше Величество. — А чего дедульке остаётся.
— Ну, вот видите, князь, всё улажено. Пройдёмте в ложу. Напомните мне имя вашей спутницы, сложное какое, сразу видно, что волшебница. У них всегда вычурные имена.
— Василиса Преблудная, сир.
— Вайсильика Приблюдная. Я воль. Зер гут.
Чудеса там — где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они встречаются.
Дени Дидро
Бетховен — он мелкий. Совсем мелкий. От силы метр шестьдесят. Ещё у него космы и пакли на голове. Оборзели эти европейцы, разрешили им без париков ходить, так они ударились, кто во что горазд. Этот вот, Людвиг ван космы битловские отрастил. А ещё от него попахивает. Потом попахивает и алкоголем.
Завели маэстро после исполнения Opus 36: Симфония № 2 Ре-мажор в императорскую ложу, чтобы выслушал композитор хвалебные отзывы от самого императора.
— Божественно, маэстро, — чирикнула Мария Тереза.
— Пунктирный ритм у кларнетов и фаготов неплох, — что-то такое читал давным-давно Брехт и вот всплыло. — И отсылка к Марсельезе неплоха.
— Вы заметили … — повернулся левым ухом Бетховен.
— Князь фон Витгенштейн. — Чуть поклонился композитору Брехт, — Васька твой выход, — по-русски сказал Василисе.
Договаривались ещё дома, ну, в казарме, что если удастся встретиться с Бетховеном, то она выдаст чего громко и пафосно на русском.
— Чего мне же говорить? — губки бантиком. И помады не надо, но с помадой князь в Дербенте поэкспериментировал. Так себе, не стойкая пока. Но взял с собой ярко-красную и светлую. На пять балов получилось, в полутьме лоджии прямо горели губы.
— Отче наш читай, только с выражением.
— Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
Да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
И тишина опять. Брехт пояснил императору, когда он к дивчуле приставать начал, что волшебница только древний язык волхвов знает и русский немного, ну, если надо он — князь Витгенштейн попереводит. Сдулся Франс, через переводчика шуры с мурами крутить не тот кайф. А тут молчавшая всё время русская красавица, как выдала чего-то грозно. Ложа замолкла, да и соседние славить маэстро перестали.
— Что она говорит? — напряглась императрица.
— Василиса говорит, что если мэтр подстрижётся, и три дня не будет пить вино, то она попробует вылечить его от надвигающейся на музыканта глухоты. А ещё ему нужно три дня пить только молоко и есть белый хлеб. И три раза в день мыться с мылом в горячей воде. Всё теперь.
— Маэстро, вы, правда, глохнете? — в лоб булькнул Франц, который второй, и который потом будет первым.
— Ваше Величество, я никому не говорил, у меня всё время стоит звон в ушах, и я на самом деле стал хуже слышать, особенно одним ухом. По предписанию врачей я провёл этот год в полном одиночестве в уютном деревенском домике в Гейлигенштадте. Недуг начал отступать, я с радостью могу сказать, что улучшение слуха чувствуется. Во мне прямо проснулась бодрость юноши, сердце моё стало полно бесконечного веселья и любви к жизни. Вот так и родилась эта симфония. Но откуда об этом узнала эта девушка? Я от всех скрывал свой недуг.
— Как интересно! — Пискнула Мария Луиза, старшая дочь императора. Та самая, сейчас ещё двенадцатилетняя девочка — будущая жена Наполеона.
— Людвиг, я приказываю вам исполнить всё, что сказала Вайсильика Приблюдная. Учтите, я буду следить за этим излечением. — Франц нос в потолок поднял и руку маэстру протянул. Тот её лобызнул, и забыл про монархов, так как в ложу внесли дополнительные свечи, и Людвиг ван увидел Ваську во всей красе. Все мелкие дядьки млеют от высоких тёток, а тут не просто тётка, а Василиса. Да, ещё Бетховен натура увлекающаяся. Ну, очень увлекающаяся. Сейчас, кажется, его какая-то графиня или княгиня бросила. И тут Васька во всей красе и загадочности.
— Васька скажи, что по-деревенски, непонятное или ещё какую молитву зачти.
— Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго преставльшагося раба Твоего, брата нашего, яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная.
— Ну, ты подобрала, — мотнул головой Пётр Христианович.
— Что она теперь говорит? — первой вылезла будущая Наполеонша.
— Василиса Преблудная говорит, что если узнает, что Людвиг этот просто понюхал вино, то превратит его в собаку большую. Такую же лохматую и вонючую.
— Ой, и правда на собаку похож лохматую и пахнет от него, — Ну, с трёх раз, опять Мария Луиза. Ребёнок, что с него взять.
— Маэстро плохо! Нюхательную соль тащите! — успел подхватить сползающего на пол композитора Пётр Христианович.
Нда, чуть перестарались. Вроде не обделался, и то ладно.
Домой возвращались в сопровождении десятка улан каких-то. Забоялся император, что по Вене в свободном доступе ведьмы разгуливают и подданных его в псов шелудивых превращают. Как бы ни заявились завтра инквизиторы какие. Не те, конечно, времена, и Торквемады все уже сами в аду, но паника она чего только не наделает. Как бы не пришлось с боем прорываться из Вены. Где-то тут Швейцария недалеко. Кстати, если кому интересно, то страну Швейцарию, создал ни кто иной, как Суворов. Почти. Без него, могло и не случиться Швейцарии. Стоп. Он же собирался в Линц. Разыскать производителя того самого штуцера, на котором табличка была FRANZ PERTSCH IN LINZ (Франц Перш из Линца). Или, может, Перч? Вот лично у товарища и спросим.
Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса.
Евгений Щварц
Все же знают город Линц. Ах, да, опять Болонннннннская система. Не учат детей. Там жили целых две фигуры вполне себе знаменитые. Одна фигура давно жила. Это астроном Иоганн Кеплер. Тот самый, который вывел законы, по которым планеты движутся. Жил в одно время с Галилеем, но по большому счёту с инквизицией «полемики» удалось ему избежать.
Второй житель Линца гораздо известней. Все до единого на старушке Земле его знают, даже индейцы в
