— Ты предлагаешь мне отступить перед каким-то чернокнижником? — насмешливо спросил Конн, отыскивая глазами арестанта.
Закованный в цепи Богуз обнаружился неподалеку от парадного крыльца в окружении четырех стражников. Он стоял, понурив голову, происходящее его, кажется, ничуть не занимало.
Король шагнул вперед и поднял руку.
— Повелеваю молчать! — Его глас перекрыл всеобщий шум и заставил многих снова встать на колени. — Властью, данной мне самим Митрой, приказываю всем существам, человеческим и иным, подчиниться моей воле! Со мной Сердце Аримана, великий Талисман, перед которым трепещут даже порождения Нижнего Мира!
— Смело, мой король… — успел шепнуть Обиус. Он полагал, что эту речь должен был бы произнести сам, и поступок Конна его несколько озадачил.
К удивлению Светяейшего; пляшущие стражники попадали наземь, жрецы во главе с бритоголовым старцем преклонили колени, а толстуха громко сказала:
— А я что? Я ничего… Поплясать маленько хотелось, что уж тут такого… Вон с тем лысеньким лапотулечкой с четками. А если нельзя, так и не надо.
— Умолкни, ведьма! — рявкнул король.
— И умолкну, раз такой красавец мужчина просит. Для такого красавца не то что умолкнуть, рот зашить не жалко. Ежели чего надо будет — мы всегда помочь рады.
И, сделав испуганное лицо, толстуха отступила за спины жрецов.
— Ее надо немедленно схватить и сжечь, — шепнул Светлейший.
— Позже, — отрезал Конн… — Если Силы Зла ополчились против меня, осталось одно средство: Талисман. Сейчас или никогда. О, Кром, помоги мне!
С этими словами он поднял крышку ларца и извлек камень.
Толпа затаила дыхание.
Камень в руках короля оставался безжизненным и тусклым.
«О, Кром, — мысленно продолжал взывать король, — о, Владыка Могильных Курганов, брось на меня свой единственный взгляд!»
Он уже понимал, что грозный бог киммерийцев его не слышит.
«А если не Кром? — вдруг раздался где-то в глубинах сознания насмешливый женский голосок. — Понимаю, он велик и ужасен, небожитель как никак… Скажу, честно, никогда не понимала приверженность людей к мрачным культам. В будущем (а нам, элементалам, будущее столь же открыто, как и прошлое) многие исправят эту ошибку и станут вовсю предаваться всевозможным вакханалиям… Так что, король, принимаешь помощь горожаночки с лавровой приправой в кудряшках? Цель того стоит…»
«Кто ты?» — прошептал Конн и заметил, как удивленно покосился на него стоявший рядом Обиус.
«Чтобы говорить со мной, не надо разжимать губ, король. Я — веселый дух, зовусь госпожой Ишшу, или как тебе будет угодно. Нас много здесь, мы временно обитаем в существах из плоти и крови и развлекаемся как можем. Зря ты не видел, что выделывал ослик, в которого забрался малыш Бу…»
«Почему ты хочешь помочь мне?»
«Потому что ты красавец мужчина, доблестный рыцарь и вообще парень хоть куда».
«Мне странны подобные речи…»
«Есть много такого, что тебе и в кошмаре не привидится».
Весь этот мысленный разговор протекал столь стремительно, что никто не успел сделать и пары вздохов. Все ждали, что произойдет с багровым кристаллом в руках короля: иные с надеждой, другие с затаенным злорадством.
«Я принимаю твою помощь, дух, кем бы ты ни был, — беззвучно произнес Конн. — Вручаю собственное благо и благо державы в руки Судьбы, и да укажет она мне верный путь!»
«Отлично сказано, парень. А теперь — потанцуем!»
И все увидели, как рой золотых искр ринулся к лестнице, светящимся хороводом окутал поднятую руку короля, и багровый шар стал наливаться изнутри ярким огнем.
Конн стоял, широко расставив ноги, и неотрывно смотрел, как оживает Сердце Аримана. В его ушах звучал неслышный иньшдохот, визги, и голос госпожи Ишшу вопил: «Ну и веселье! Запевай любимую, братцы!»
И вдруг снизу, от первых ступеней, раздался сильный и властный голос:
— Эль-мент астор наторус! Приказываю вам остановиться!
Искры замерли, повиснув вокруг Талисмана яркой цепочкой.
— Узнаешь меня, госпожа Ишшу?
Конн глянул на говорившего и понял, что это Богуз, чернокнижник с улицы Вздохов.
— Узнаю тебя, Кримтан Да Дерг, — услышал он вполне отчетливый голос той, которая называла себя именем Ишшу.
— А если так, приказываю тебе удалиться вместе с остальными.
— Но…
— Никаких препирательств. Иначе знаешь, что будет.
Искры снова пришли в движение, образовав сплошное золотое кольцо, и вдруг взмыли вверх. Живой огонь внутри кристалла мигнул и угас. Прежде чем он полностью исчез, Конну показалось, что вместе с золотыми точками к ясному небу стремительно несутся багровые сполохи.
Глава десятая
Конец Рабрагора
И воин бьет стремительно и смело:
Расколот шлем, отброшено копье.
И кружится, и вьется воронье
Над полем доблести,
Покуда не стемнело…
Боливар Хорот. «Деяния аргосцев»
Оставив даму Абегальду попечительству братьев-кампанариев, Дагеклан Железная Рука получил из кассы ордена тугой мешочек с монетами и отправился на рынок покупать лошадь.
Абегальду было жалко, но с этим он ничего поделать не мог: назавтра предстоял турнир, — и надо было успеть обзавестись оруженосцем, подать заявку и найти приличную гостиницу, чтобы хорошенько выспаться. Поэтому он лишь попросил соратников по ордену отправить несчастную, спасенную им от разбойников, домой в Немедию, Абегальде же строго — настрого наказал хранить полную тайну о давешних приключениях. Впрочем, предостережение было излишним: немедийка ровным счетом ничего не помнила с тех пор, как госпожа Ишшу огненной искрой влетела в ее неосторожно открытый рот.
Лошадь обошлась рыцарю в две обычные цены — по случаю праздника, но Дагеклан не жалел денег: кобыла попалась на редкость статная и послушная. Оружием и упряжью снабдили его кампанарии, по обычаю братства, ибо каждый член ордена вносил в общую кассу десятую часть всех денег, полученных в качестве выкупа от побежденных противников.
После того как усталый писец внес его имя и описание герба в список участников завтрашнего турнира, Железная Рука счел, что с делами на сегодня покончено и отправился в гостиницу. Оруженосца он так и не нашел, но особо не огорчился: можно было воспользоваться услугами юношей, кои именовались «временными подручными» и зарабатывали тем, что помогали рыцарям облачаться, подавали копье и щит, а в случае поражения помогали унести с арены израненного либо бездыханного неудачника.
