— Сэр калика, что-то я не понял... Выходит, когда-то и эти леса переведутся?
— Переведутся, — подтвердил Олег. Подумав, поправился: — Переведут. Это люди истребили леса в ныне мертвых песках. А без лесов, сам понимаешь...Вспомни сарацинские пустыни. Да ты не горюй. Всему когда-то
приходит конец. Даже солнце погаснет через каких-нибудь восемь миллиардов лет.
— Сколько-сколько? — переспросил Томас встревоженно. Лицо его побледнело.
— Через восемь миллиардов.
— Уф, чуть сердце не выскочило! Это ж надо так пугать, сэр калика! Мне послышалось, через восемь миллионов. Значит, эти болота так и будут тянуться до самой Британии?
— Ну, разве что для разнообразия будут прерываться болотистым лесом. А еще придется преодолеть полоску соленой воды. И очень мокрой. Вся Европа живет в лесу, сэр Томас!
Они выехали на огромную поляну. Ее пересекал широкий ручей, по ту сторону виднелось с десяток домиков, перед каждым был распаханный огород. Томас кивнул в их сторону.
— Даже они? Они землепашцы, а не охотники.
— Халупнику до землепашца, — проворчал Олег, — что плотнику до столяра... Ты найди на свете землепашца... или халупника, который не охотничал бы, не ловил рыбу, не собирал в лесу хворост, не рубил деревья, не заготавливал ягоды, грибы, уголь, лыко для лаптей и березу для растопки, не ставил капканов и ловушек на зверей, силков на птиц...
Томас поднял руки.
— Сдаюсь. Мы все еще лесные люди.
— Уже лесные!
Яра слушала молча, в спорах не участвовала. Держалась она поблизости, на ее чистом лице иногда возникало загадочное выражение, словно она знала некий секрет.
Олег кивнул на свежепробитую тропку.
— Смело начали ходить.
Томас не понял.
— А что тут смелого?
— Каждое племя огораживается засеками, сам намучался, не забудешь.
— Не забуду, — содрогнулся Томас.
— А здесь, не довольствуясь лазами да скрытыми тропками, шли напрямую. Это раньше мало того, что петляли, да еще и ходили вразбивку, чтобы трава поскорее зарастала на следах. Видно, сильно побили половецкую силу, не скоро их матери вырастят новых бойцов, не скоро отважатся на новый поход...
Яра сняла с седельного крюка баклажку. Это не укрылось от Томаса: он командовал походом, и от его глаз ничто не укрывалось. Особенно, когда это касалось женщины с лиловыми глазами.
— Зачем?
— Я хочу пить.
Калика смолчал, а командующий походом сказал наставительно:
— Если поддаться первому же желанию напиться, то будешь хлебать воду, как свинья, весь день. А день только начался.
Яра заколебалась — надменный англ чересчур грубил, назло ему стоило напиться, даже больше, чем хотелось бы, пусть сам лопнет от злости, но калика громко хмыкнул, а Томас неожиданно закончил:
— И кто много пьет в пути, опухает, как с перепоя.
Яра заткнула баклажку и повесила обратно.
Олег первым вычленил из золотых и красных листьев нечто знакомое:
— Кажется, повезло... Лесная избушка!
— Баба-яга? — оживился Томас.
— Размечтался.
— А что? Может быть хуже?
— Еще как.
— Что?
— А ничо. Простая лесная избушка.
Избушка стояла на широкой естественной поляне. Квадратная клеть с одним окном, крыша односкатная, дверь небольшая и, как заметил Томас, из толстых досок, с деревянными капами, насаженная на березовые же вдолбленные в стену крюки.
Олег снял колышек, которым дверь была закрыта от лесного зверья, шагнул вовнутрь. Томас зашел следом и понял, что избушка попросту наросла из обычного костра, каким пользовались они, а до них тысячи и тысячи безымянных охотников. Вначале костер попросту обкладывали камнями, а ложе для сна выстилали камнями, потом камни поднимали вверх, творили стенки, сводили вместе. Щели придавали тягу.
— Таган, — сказал Олег и кивнул на очаг, сложенный из крупных камней. — Не ложись близко. Огневушка-поскакушка может во сне пригрезиться...
— А что потом?
— Ну... кому что.
Каменка была раскалена. Угар выветрился вместе с угасающими углями. Олег закрыл кляпом дымоход в стене, остаток ночи остались купаться в смоляном запахе, теплом, исцеляющем. За стенами шумел ветер, стучал дождь, а здесь было тепло и уютно.
Яра представила себе, как бы они ночевали там, в лесу, не найди лесную избушку, плечи сами собой передернулись. Тут даже летом спать защищенно от ненавистного гнуса, мошки, комаров, слепней и оводов — дым изничтожит легко, а потом, судя по тому как тщательно рубили избу, сюда муравей не заползет, не обломав усиков и не ободрав боков. «Косяки прирублены, — подумала она, клюя носом, — комар носа не подточит...»
— Все, — донесся усталый голос калики, — пора спать... Утром вставать рано.
Томас косился на широкие нары из тесаных плах. В избушках еще мельче, как объяснил калика, спят обычно на лавках, здесь же для ночлега места больше, теплее. Томас ляжет с краю, привык спать чутко, да и вожак должен самое трудное брать на себя. Калику стоит положить к стене, пусть и во сне слушает, что делается за стеной, там, в лесу...
Когда Олег встал на лавку и залез на полати, Томас кивнул Яре.
— Теперь ты.
Она вскинула брови.
— Там троим будет тесновато.
Он хотел ответить, что ему тесно с нею и среди широкой степи, но заставил себя ответить учтиво:
— Рыцари должны охранять сон стариков, увечных, детей, дураков, беременных женщин...
Ее лиловые глаза метнули молнию.
— А я кто, по-твоему?
Томас широко улыбнулся, развел руками.
— Вообще-то я не закончил перечень, но раз уж, как говорил наш полковой капеллан, если свинья перебила Кирие Элейсон, то пусть же сама богу молится... Там было что-то еще, но ты можешь закончить сама. Словом, я лягу на лавке возле двери. Я сплю чутко, как сторожевой пес!
Яра кивнула, поднимаясь на полати.
— Тогда тебе лучше ложиться под лавкой. На тряпочке.
Утром жарили на камнях мясо. Яра отлучилась к ручью, Томас покосился ей вслед опасливо.
— Сэр калика, это не женщина.
Калика тоже оглянулся на закрытую дверь.
— Да?.. Гм... А мне показалось, что очень даже женщина... В некоторых местах даже слишком...
Томас вспыхнул:
— Сэр калика, я не об этих местах! Я против них ничего, даже тех, где слишком... Против тех, где слишком, даже очень не против. Еще как не против!.. Но я считаю, что дело женщины — сидеть и ждать.
— Ты считаешь или...
— Моя вера считает! Женщина должна сидеть в каменной башне...
— А у нас во тереме...
— Смотреть вослед отъезжающему рыцарю и махать платочком. А потом ждать его возвращения и блюсти. Можно даже в поясе целомудрия. А с нами едет не женщина, а Сатана в юбке!
