— Значит, сначала оборудуем места, потом размещаем детей. Кто может двигаться, тех вдоль бортов, лежачих по центру салона, — Сашка через аппарель забежал внутрь, а девушки вернулись к обозу. Времени было совсем мало, они и так сильно задержались. Теперь лететь придется фактически днем, что упростит врагу задачу по их обнаружению.
Сложить сиденья много времени не заняло. За это время обоз успел подойти к самому вертолету и девушки начали расстилать худенькие тюфяки на пол, чтобы уложить обессилевших детей. Тут же женщины из эвакопункта и ребята из отряда Волкова стали заносить пассажиров. Истощенных, ослабевших, с впалыми черными глазницами. Многие спали и не просыпались от того, что их перетаскивают и укладывают. Сашка смотрел на этих детей и кусал в кровь губы. Они уже возили детей на Большую землю, и он думал, что видел всякое. Но вот такого он точно увидеть не ожидал. Сорок два совершенно обессилевших ребенка, не способных от истощения самостоятельно передвигаться. Да, Тамара Николаевна нисколько не приукрашивала, говоря, что они не доживут до завтра. Не факт еще, что попав на Большую землю и получив медицинскую помощь, эти ребятишки выживут.
Ну вот, наконец-то все лежачие размещены, остались последние две подводы. Девушки стали заводить ходячих. К Сашке подошла Тамара Николаевна:
— Саша, спасибо Вам, — женщина с благодарностью посмотрела на парня.
— Это им спасибо, — Александр показал на стоящие вдалеке истребители прикрытия, — они нас собой закрывать будут.
— Вы и им передайте. Я понимаю, что вам проще было бы лететь одним. Но если бы Вы знали, как тяжело хоронить детей! — голос женщины был переполнен болью и бессилием. Сашка стоял молча, низко опустив голову. Ему было стыдно, что он отказывался брать ребятишек. Только, у него и сейчас не было уверенности, правильно ли он делает. Возможно, что своим поступком он наоборот обрекает их всех на смерть, а здесь, может быть, они и смогли бы выжить.
— Передам. Вы извините, мне надо к вылету готовиться, — он постарался завершить неприятный разговор, — погрузка заканчивается.
— Да-да, конечно, идите, — Тамара Николаевна часто закивала головой и, сделав шаг назад, вдруг широко перекрестила парня и стоящий у него за спиной вертолет, а потом, повернувшись в сторону истребителей, перекрестила и их. Сашка удивился. Здесь не принято было проявлять свои религиозные чувства и такой жест от женщины, занимающей руководящую должность в системе образования, застал его врасплох. Сам парень в Бога не верил. Ведь если бы Бог существовал, то разве допустил бы то, что случилось с его миром. Тем не менее, какой-то внутренний голос как будто подтолкнул его, он неожиданно даже для самого себя низко поклонился этой маленькой, худенькой женщине и резко, развернувшись, сделал шаг к вертолету. И, покачнувшись, встал как вкопанный. Разрывая душу и сердце, как выстрел из прошлого, на него смотрели мамины глаза.
Все. Эти последние. Зина взяла за руки серьезного мальчонку лет шести в красивом синеем пальтишке с деревянными пуговками и меховой круглой шапочке и девочку в старенькой телогрейке закутанную по самые брови в шерстной платок завязанный крест на крест на груди. Командир в это время о чем-то разговаривал с директором детского дома. Зина видела, как Тамара Николаевна перекрестила Александра, как тот поклонился ей в ответ. Раньше, ее, настоящую комсомолку такое поведение знакомых людей возмутило бы, но сейчас все было наоборот. Склонившийся молодой воин и крестящая его, провожающая на бой, женщина выглядели так, будто сошли со старинной картины. Зина и дети даже остановились во все глаза глядя на это действо.
Александр, выпрямившись, повернулся к ним, сделал шаг и вдруг побледнел, глядя широко открытыми глазами на девочку, крепко держащуюся за руку Зины. Его лицо исказила судорога, а в глазах плеснула такая боль, что Зине стало страшно.
— Алька, — чуть слышно прошептал парень, — Алька! — вскрикнул он во второй раз и бросился к девочке стоящей рядом с Зиной. Малышка испуганно отпрянула за спину девушки. А Сашка, подбежав к ней, упал перед девчушкой на колени и, коснувшись дрожащими пальцами ее лица забормотал: — Алька, Алечка, жива?! Как ты сюда попала?! А мама?! Мама жива?! — по щекам парня текли слезы, — Я же вас всех похоронил! А ты живая! — бормотал парень, словно в бреду, а девочка, со страхом глядя на этого странного летчика жалась к Зинаиде.
— Дяденька, я не Алька, я Валя. Валя Егорова, — наконец произнесла девочка. Парень вздрогнул от ее слов, и в глазах стало проявляться понимание. Он отдернул руку и еще раз вгляделся в лицо ребенка. Да, похожа, особенно глаза. Но это не Алька. Точно не Алька. Плечи парня поникли, и он мешком осел в снег.
— Извини, малышка. Обознался я, — Сашка тяжело поднялся и, ссутулившись, шаркая унтами по снегу, пошел от людей, с сочувствием смотрящих ему вслед. Он остановился и, наклонившись, зачерпнул пригоршню снега, затолкав ее в рот, а остатки растер по лицу. Холодная влага отрезвила, возвращая в реальность из воспоминаний, так внезапно настигших его. Раздался скрип снега под ногами и рядом с ним кто-то остановился.
— Вы кого-то потеряли? — взяла его за рукав комбинезона Тамара Николаевна.
— Да. Всех, — глухо ответил Сашка. Ему захотелось уткнуться в плечо этой доброй женщины и завыть, ухватившись зубами за ткань ее пальто, рассказать, как ему не хватает мамы и папы, какая замечательная у него была сестренка Алька. Веселая егоза, так часто достававшая его своими вопросами и детскими играми. Он прятался от нее. Убегал на улицу, к друзьям. Вернуть бы то время! Да он ни на миг бы не отошел от сестренки и родителей! Но прошлое сгорело, осыпалось радиоактивным пеплом, а сейчас надо было лететь. Его ждут. Ждут дети, ждут девушки из экипажа, ждут летчики-истребители, сидящие в кабинах своих «американцев» в готовности один. — Извините, нам пора, — Сашка с благодарностью посмотрел на Тамару Николаевну, — и спасибо Вам, — он еще раз поклонился директрисе и решительно пошел к вертолету: — Все по местам! Вылетаем!
Работа отвлекла от тяжелых мыслей. Погодные условия были не самыми лучшими. Довольно низкая облачность и ветер. Не минимум[ii], конечно, но рядом. Сашка сконцентрировался на управлении и связи с прикрытием, а Зинаида в правой чашке внимательно следила за экраном локатора, на котором из-за погодных условий было не так уж много меток. Предполагаемая воздушная засада пока никак себя не обозначила. Вот на горизонте темной полоской леса обозначилась кромка Ладожского озера, начинался самый опасный участок маршрут, миновать который не получилось бы ни при каких обстоятельствах.
— Командир, — раздался в наушниках испуганный голос Зинаиды, — есть отметки. Многочисленные цели. Приближение с юго-запада двумя группами. Первая группа восемь отметок на высоте 5000 метров, скорость 620 километров в час, расчетное время контакта 5 минут. Вторая группа восемь отметок, высота 2000, скорость 600, расчетное время контакта 7 минут.
Сашка тут же продублировал информацию Демидову.
— Принял, — голос Алексея был напряжен. Через некоторое время снова раздался голос старлея: — Вызывал подкрепление, они уже в воздухе. Нам продержаться не больше пяти минут. Мы берем верхних. Михаил с Игорем отгоняют от вас остальных, вы на сверхнизкой уходите на аэродром, — повторил Демидов оговоренный еще на земле план боя.
— Принял. Если что, двоих я на себя возьму. Не дайте им только с верхней и задней полусферы зайти, там я бессилен.
— Шмель, без геройства. Сами справимся.
— Принято.
А в воздухе уже закрутилась круговерть боя. Четыре звена идущих на высоте хотели коршунами сверху упасть на беззащитную цель, но встретили отпор от звена Алексея. Парни крутились на горизонталях, уходя от вражеских атак, и короткими скупыми очередями не давали немцам выйти на атакующий вектор. В это время подошла вторая группа истребителей противника, навстречу им выдвинулась пара Устинкина. Сашка остался совсем без прикрытия. Радар уже не помогал, слишком кучно расположились метки, сливаясь в одно светящееся пятно. В эфире слышалось хриплое дыхание и мат летчиков.
