жизни никогда до этого не видела подобных ему мужчин и чтобы ещё настолько огромных. С такой тёмной кожей и чернющими, как закоптившаяся смола, волосами. Про волосы вообще можно было говорить отдельно и до бесконечности. Мало того, что они имели столь редкий для этих мест цвет, так ещё, ко всему прочему, доходили своей длиной до самой поясницы незнакомца. Правда, некоторая их часть была заплетена в те же косички на висках и надо лбом мужчины и довольно изящно украшена кожаными шнурками с резными из чёрных камней и белой кости бусинами.
Не имей он рук, ног и головы, Лия бы его запросто приняла за какое-нибудь мифическое существо, забравшееся сюда из Скрытого Мира. Но он явно был человеком, так как был одет в человеческую (хоть и совершенно необычную) одежду из тонкой чёрной кожи и более плотных лат, включая наручи и высокие чёрные сапоги. Не говоря про целую сетку из ремней, похожую, скорее, на конскую сбрую, которая перетягивала его мощный мускулистый торс с внушительным рядом ножен под всевозможные клинки – короткие или более крупные мечи необычной формы.
И, нет, это явно был не охотник. Здешние охотники никогда не носили с собой столько оружия за раз, хотя и могли нагружать своих вьючных животных не меньшим количеством нужных для долгой охоты вещей. На воина он тоже слабо тянул. Лие приходилось как-то видеть в Вилдоре патрульных солдат и более старших по званию гвардейцев. У тех и других была совершенно другая форма, а по рисункам их верхних туник можно было разобрать, из какой они столицы и какому старейшине подчиняются.
Незнакомец же не походил на теоринского солдата вообще никак и ничем, даже при наличии столь пугающего количества холодного оружия. И он по любому был нездешний. Какой-то залётный чужак, забравшийся в такую глушь Приграничного Леса неизвестно откуда и не пойми зачем. Хотя и не походил на заблудившегося в незнакомой чаще человека. Уж слишком спокойные и размеренные движения. Будто пришёл сюда специально и теперь… О, сущие боги! Теперь снимал с себя сбрую с оружием, расшнуровывал на руках длинные наручи и, как ни в чём ни бывало, проделывал то же самое со шнуровкой на нательных кожаных латах и тонкой чёрной куртке с коротким рукавом.
И почти всё это время он простоял к Лорелии спиной, показывая тем самым, что совершенно не догадывается о её присутствии, как и не имеет понятия о том, что находился здесь отнюдь не один. И, естественно, Лия так и не рискнула что-либо предпринять со своей стороны, прячась за шумной стеной водопада и наблюдая во все глаза за неторопливыми действиями незнакомца.
Казалось, она даже напрочь забыла абсолютно обо всём на свете. И о времени, и о матушке Йонетте, и о том, что её скоро начнут искать. Да и как ту не забыть, когда прямо перед тобой, всего-то в шести-семи ярдах от твоего местоположения раздевается совершенно незнакомый тебе мужчина. А ты смотришь на него не моргая, боишься лишний раз вздохнуть, пошевелиться или просто подумать. Смотришь и ждёшь… неизвестно чего!
А он всё раздевается и раздевается. Вот уже снял куртку, обнажив до жути огромный рельефный торс с лоснящейся бронзовой кожей, расписанной завораживающей вязью нательных шрамов на округлых плечиках и большей части спины. Потом взялся за сапоги и дошёл, в конечном счёте, до кожаных штанов.
Тогда-то Лия впервые с большим усилием сглотнула. Ей, конечно, случалось подглядывать и в лесу, и в других, за лесом, местах, за девушками и парнями, которые даже не догадывались, что за ними наблюдают. И, конечно, она прекрасно знала, как выглядят голые мужчины и чем отличаются от девушек. Но этот… Этот, похоже отличался и от всех мужчин, которых ей приходилось видеть в неглиже или вообще полностью нагими. Но, скорее, эти отличия касались его габаритов – во всех смыслах данного слова. В этом девушка убедилась буквально воочию. Особенно когда он стащил с себя штаны, более мягкие льняные подштанники, оголив мощные мускулистые ягодицы и бёдра, а потом наконец-то развернулся к ней лицом.
Лие тут же резко захотелось уйти под воду. Спрятаться, скрыться, раствориться… Только она так и не сдвинулась с места, продолжая зачарованно наблюдать сквозь экран водопада за этим одновременно и совершенным, и жутко «страшным» чужаком. Но страшным не в том смысле слова. А в том, что он из себя возможно представлял. Ведь, если он вдруг её заметит или как-то узнает, что он здесь не один…
Даже Лорелия не могла себе вообразить, что он тогда может с ней сделать. Или, того хуже, что может сделать она? Если уже сейчас от того, как он совершенно спокойно входит в ледяную для него воду и даже не морщится и не покрывается гусиной кожей, у неё то и дело перехватывает дыхание, кипит в жилах кровь, а между ног внизу живота пульсирует томным жаром… Что же она тогда почувствует, если он подплывёт к ней ещё ближе?
Она и так не совсем понимала, что с ней происходило, и почему реагировала на него подобным образом, но ей действительно нравилось всё, что она видела. Как ни странно, его лицо оказалось, пусть далеко не обычным, даже в чём-то грубым, но по-своему красивым. Особенно притягивали его тёмные (наверное, чёрные) глаза подчёркнутые угольной подводкой из густых длинных ресниц и не менее чёткими грузными бровями. Прямой, будто точёный нос, массивные скулы, упрямый подбородок и крупный рот из выразительных и воистину лепных губ.
Остальные части его гладиаторского тела притягивали к себе не менее заинтересованное внимание. И они так же, как и спина незнакомца, были расписаны телесными узорами из давно заживших шрамов. Причём, несколько едва заметных издалека рубцов украшали и его виски, и чуть заходили на лоб и немного на щёки. Иногда они переплетались со вздутыми змейками вен на торсе, и особенно чётко проступали внизу его живота, где выпирал упругий рельеф хорошо развитых брюшных мышц, которые сходились книзу V-образной руной и заканчивались…
Лия снова сглотнула через усилие и, кажется, ещё больше покраснела.
Да, ей случалось видеть всего несколько раз, чем же отличались мужчины от девушек и даже в своё время догадалась (наблюдая-подсматривая за теми же животными или отдельными парами деревенских жителей на летних праздниках, прячущихся где-нибудь в укромных местах от любопытных глаз) для чего именно были нужны эти отличия. Но здесь её ошалевшему взору предстало существенное отличие даже от
