— Оно влезет?
— Нет. У нее во рту вода стоит.
— Тут написано, что второе ведро надо лить тем, кто первое не выпил, — Генрих посмотрел в книгу.
— Я его зря тащил? — возмутился Якоб.
— Быр?
— Ну, вылей.
— А она не лопнет?
Дознаватели переглянулись. Якоб осторожно потыкал пальцем в раздутый живот ведьмы и пожал плечами.
— Тогда не выливай, — решил Генрих, — Переходим к следующей главе.
Ведьму с раздутым животом отвязали от стула, руки сковали за спиной. Якоб зацепил крюк лебедки за большое круглое звено в середине цепи и поднял ведьму над полом. На ладонь примерно.
— Да чтоб ее! — выругался Якоб.
— Тяжелая? — спросил Генрих, — Ведьма должна быть легкая, так в книге написано.
— Эта на взвешивании была тяжелая, как и вовсе не ведьма. А я в нее еще ведро воды влил.
Генрих тоже взялся за рукоятки, и вдвоем они подняли ведьму повыше.
— Почему лебедка так плохо крутится? — спросил Генрих, — Как песка в смазку насыпано.
— Ага, пришли мыши и насыпали песка, — сказал Якоб.
— Нет, ну что это? — Генрих потер пальцем подтек вроде бы масла и понюхал, — Канифоль?
Якоб развел руками. Пыточная лебедка обходилась без подшипников и вращалась за счет скольжения деревянной оси в деревянных проушинах.
— Быр-быр-быр! — сказала ведьма, очевидно имея в виду «Вам чего-то от меня надо или снимайте уже».
— Не признается? — риторически спросил Генрих.
— Не-а, — ответил Якоб.
— Тащи жаровню.
Под ноги ведьмы поставили ящик с песком. В него — железную жаровню с углями из кухонной печи.
Ведьма задергала ногами и громко забулькала, но перешла на визг и ругательства на незнакомом языке. Дознаватели принимали признания только на немецком или на диалектах латыни, поэтому продолжили наблюдение.
Буль-буль-буль — потекло по ногам и сразу же громко зашипело на углях. Ведьма не лопнула, но протекла из обоих мест. Пыточная наполнилась едким запахом мочи и не менее едким — вчерашней баланды.
— Вот черт! — сказал Генрих.
— Пафф-пафф-пафф-пафф! Звяк! Звяк! Звяк! Из задницы ведьмы не то гидравлической, не то пневматической силой выстрелил фонтан дерьма и несколько круглых свинцовых пуль. Пули отрикошетили от твердых поверхностей. Якобу попало в лицо, Генриху — в руку и в ногу.
Дознаватели испуганно задергались, поскользнулись на обосранном ведьмой полу и на свинцовых шариках и плюхнулись ведьме под ноги. Генрих свалился головой в жаровню, но выставил перед собой руки и попал ими как раз в ящик с песком. С довольно горячим песком, который хорошо прогрелся от углей за тонким листом железа.
Якоб, чтобы не упасть, схватился за какую-то палку, которая оказалась стопорным рычагом лебедки. Рычаг подался, и Якоб рухнул на пол, а лебедка разблокировалась.
Генрих не успел вскочить, оттолкнувшись обожженными ладонями, как ему на плечи свалилась ведьма. Правда, изрядно облегчившаяся. Поэтому спинной хребет выдержал, а дознаватель всего лишь ударился о край жаровни передними зубами, ссыпал угли себе на голову и еще раз коснулся песка, на этот раз, не только ладонями, но и лицом.
Ведьма ловко отбежала по спине дознавателя на сухое место, подтолкнула ногой табуретку, села и поставила обе ноги в удачно не вылитое в нее раньше ведро воды. Ее руки оставались скованными, за эту веревку держался крюк лебедки, а стопор Якоб только что снял. Поэтому вскакивающий из лужи Якоб три раза получил по затылку рукоятками и рухнул обратно в лужу дерьма.
Дознаватели под звонкий смех ведьмы и собственную ругань, все-таки поднялись на ноги. Генрих сразу полез остужать лицо и руки в ведро, где ведьма охлаждала ноги.
— Первый раз встречаю на неметчине что-то смешное, — сказала ведьма, — Правду говорят, что у немцев любимая тема для шуток — про говно?
Дознаватели в сердцах перешли со столичного хохдойч на свои родные деревенские говоры и упомянули говно еще не меньше дюжины раз, разбавив его задницей, чертом, собачьей свиньей, шлюхами и содомитами. Но обошлись без отсылок к половым органам и без богохульства.
— Хорошо ругаетесь, — сказала Оксана, — А чтобы я поняла, можете?
Генрих и Якоб попытались перевести свои букеты чувств на более понятную ведьме вульгарную латынь и связанную с ней средиземноморскую ругательную традицию. Как интеллигентные люди, не прибегая к убогому подстрочному переводу и ориентируясь на чувство языка. Мимоходом оскорбили пятерых святых, Господа Иисуса Христа и приснопамятную деву Марию.
Оксана вытащила ноги из ведра, просунула их одну за другой над ручными кандалами, подняла руки к лицу и три раза перекрестилась. Ноги поставила обратно в ведро.
Генрих, стоя на коленях у ведра, немного потерял дар речи и вообще замер, пока она выполняла эти манипуляции.
В пыточную заглянул стражник. Заглянул он, похоже, немного раньше, но не сразу понял, что происходит.
— Мать вашу так и разэтак, — сказал стражник, когда ситуация более-менее уложилась у него в голове, — Я сейчас правильно понял, что вы омываете ноги ведьме и возводите хулу на Господа?
Оксана по тому, как лица инквизиторов сменили цвет с красного на белый, поняла, что стражник сказал что-то важное. Но, надо полагать, не для нее. Поэтому показала стражнику язык.
— Лучше сиськи покажи, — предложил стражник.
Немецкое Titten в сопровождении поясняющего жеста вполне понятно для тех, кто знает это слово на итальянском или латыни. Оксана приподняла грудь скованными руками.
— Ноги, кстати, тоже ничего так.
— Еще бы.
Оксана вытащила ноги из ведра, повернулась к стражнику и положила правую ногу на левую, а потом левую на правую.
— Во! — стражник показал большой палец, — Не жалко сжигать будет?
— Ты это… — Якоб первым обрел дар речи, — Не болтай там, ладно?
