Мы подошли к лежащим на земле «верблюдам», и стражники выпрямились в седлах, приветствуя нас. Во многих взглядах, устремленных на меня, я заметил явное любопытство.
Король Ригенос указал на один из паланкинов:
— Не угодно ли тебе поместиться здесь, о Защитник?
Он сам вызвал меня в этот мир, но, похоже, все-таки меня побаивался.
Я взобрался по коротенькой, сплетенной из шелковых нитей лестнице в паланкин. Дно его было выстлано яркими подушками самых разнообразных цветов и оттенков.
Караван двинулся в путь, и мой паланкин довольно быстро поплыл над неширокой долиной, окаймленной какими-то незнакомыми мне вечнозелеными деревьями, они походили на раскидистые араукарии, только с более мощной кроной.
Меч свой я положил на колени. И стал внимательно его рассматривать. То был простой солдатский клинок — лезвие совершенно гладкое, без каких-либо знаков или отметин. Рукоять пришлась мне точно по руке. Хороший меч. Но почему он испускает какие-то смертоносные для других людей лучи, я понятия не имел. По-видимому, лучи эти были не менее смертоносны и для тех, кого король Ригенос называл Гончими Псами Зла, — для элдренов.
Мы ехали и ехали, а теплый ласковый день все не кончался, и я даже задремал на своих разноцветных подушках, сраженный какой-то непонятной усталостью, но вдруг услышал чей-то крик и выглянул наружу, отдернув занавески.
Перед нами был Некранал. Тот самый город, который я видел во сне.
Он был еще довольно далеко, но уже отсюда было видно, что он как бы стремится ввысь вместе с той горой, на которой некогда был основан. Множество чудесных строений — минареты, колокольни, шпили соборов, островерхие крепостные башни — сверкало на солнце, и это замечательное творение архитектуры как бы увенчано было величественным дворцом королей-воителей Некранала, носившем название Дворец Десяти Тысяч Окон. Я сам вспомнил, как он называется.
Я заметил, что король Ригенос высунулся из своего паланкина и крикнул:
— Каторн! Скачи вперед и скажи людям, что пришел Эрекозе, наш Герой и Защитник, и теперь мы непременно прогоним этих Сыновей Ада назад, в Горы Скорби!
Капитан королевской гвардии, к которому он обращался, выглядел поразительно мрачным.
— Хорошо, сир, — проворчал он себе под нос и погнал коня галопом по обочине дороги, взметая облачка белой пыли. Было хорошо видно, как дорога эта, извиваясь змеей, ведет прямо в сердце Некранала. Какое-то время я следил за быстро удалявшимся всадником, но вскоре мне это надоело, и я принялся внимательно смотреть по сторонам.
Такие города, как Лондон, Нью-Йорк или Токио, возможно, и крупнее Некранала, но не намного. Этот величественный город расстилался на многие мили вокруг огромной горы и был по периметру обнесен высокой мощной стеной, на которой через строго определенные интервалы возвышались сторожевые башенки.
Наконец мы достигли главных ворот, и караван наш остановился.
Раздались звуки какого-то музыкального инструмента, ворота дрогнули и медленно отворились. Миновав их, мы сразу оказались на улицах города, заполненных толпами радостных людей, кричавших так громко, что порой приходилось затыкать уши из опасения, что барабанные перепонки могут не выдержать.
По мере того как наша процессия приближалась к королевскому дворцу, радостные крики толпы стали постепенно отдаляться и стихать. Потом наступила тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием паланкина, позвякиванием упряжи да стуком лошадиных копыт. В душе моей пробудилось какое-то легкое беспокойство. Что-то невыразимо зловещее таилось в этом городе. Конечно, жители его опасались новых атак неприятеля; конечно, они были измучены бесконечной войной. Но дело было не только в этом; казалось, Некранал обладает некоей болезненной, кошмарной аурой, в которой ощущалась смесь истерического восторга и меланхолической подавленности; такое за всю предшествующую жизнь мне удалось почувствовать лишь однажды — во время посещения лечебницы для душевнобольных…
Впрочем, возможно, я просто переносил собственное настроение на то, что меня окружало, и все мои страхи были порождены классической формой параноидальной шизофрении. Еще бы! Уж, по крайней мере, раздвоение личности-то у меня было, и при этом обе личности казались вполне реальными, да и одна из них, кажется, считалась в здешнем мире Спасителем Человечества! На какое-то время я даже задумался, а не сошел ли я с ума совсем, окончательно — если, разумеется, все это не чудовищные галлюцинации — и не нахожусь ли я действительно в том самом сумасшедшем доме, который когда-то посещал.
Я потрогал занавески, рукоять меча; снова высунулся наружу и внимательно посмотрел на город, расстилавшийся передо мною, на массивные стены Дворца Десяти Тысяч Окон, возвышавшегося на вершине горы. Я попытался увидеть что-либо за их толщей, определенно предполагая, что все это иллюзия и вскоре я увижу стены той лечебницы или даже знакомые стены моей собственной квартиры. Однако стены Дворца Десяти Тысяч Окон оставались столь же массивными и прочными, как и прежде. Да и сам город Некранал отнюдь не казался призрачным. Я снова откинулся на подушки. Приходилось признать, что все это вполне реально, что я каким-то неведомым образом был перенесен через века и просторы космоса на эту Землю — и об этой Земле не повествовалось ни в одной летописи, не упоминалось ни в одном историческом исследовании (а я прочитал их великое множество); лишь отдаленное эхо знаний об этой Земле слышалось в древних мифах и легендах.
Я больше не был Джоном Дэйкером. Я был Эрекозе — Вечным Героем. Я сам стал легендой, воплотившейся в жизнь.
И тогда я засмеялся. Если я действительно сошел с ума, то это просто великолепное сумасшествие! Мне бы никогда и в голову не пришло самому выдумать такое!
В конце концов наш караван добрался до вершины горы, перед нами отворились украшенные самоцветами ворота, и мы очутились посреди очаровательного сада, который являла собой дворцовая площадь: там росло множество деревьев, играла вода в бесчисленных фонтанах, соединенных между собой маленькими каналами с причудливо украшенными мостиками над ними. В каналах плескалась вода, резвились рыбки, а среди листвы деревьев распевали птицы. Тут к нам подошли пажи, заставили наших «верблюдов» опуститься на колени, и мы, освещенные лучами заходящего солнца, торжественно ступили на землю.
Король Ригенос гордо улыбался, окидывая взором этот цветущий сад.
— Как тебе нравится, Эрекозе? Я все это создал сам, вскоре после того, как воцарился на троне. В те времена дворцовая площадь имела весьма мрачный вид и совершенно не сочеталась с остальными частями дворца.
