— В знак дружбы,— сквозь зубы проворчал он. Тахат схватил меч, быстро перекинул его на руки переводчика, требовательно взглянул на Варка. Тот швырнул к ногам степняка лук. Покоритель гор не шевельнулся.
— Стрелы, тупица! — прошептал сородичу Найр. Ругаясь вполголоса, Варк бросил в пыль колчан со стрелами. Тахат кивнул, перешел к самому Найру. Сунув под мышку меч Арея, переводчик поднял из пыли лук, перекинул его за спину, закрутил вокруг запястья ремень от колчана и встал за плечом своего низкорослого вождя. Найр подал ему кинжал, рукоятью вперед, по всем правилам миролюбия:
— В знак дружбы.
Тахат улыбнулся:
— Мудрость вождя Арея достойна высшей похвалы. Мои друзья могут продолжать путь.
Степняки расступились. Вытянувшись шеренгой, горды прошествовали сквозь длинный, созданный степняками коридор и затопали дальше в степь. Рядом с хмурым Ареем шел Найр, в чем-то его убеждал.
— …не было выбора…— расслышала Соня.— …потери…
Словно издеваясь, переводчик помахал добытым мечом вслед уходящим. Покоритель гор водрузил на пони свое грузное тело, подъехал к Соне.
— Могу ли я насладиться в пути сладкоречивыми звуками твоего голоса, о луноликая? — чуть склоняясь в седле, спросил он.— Или для тебя постыдна участь рассказчика?
Постыдной была продажа. Болтать попусту Соня тоже не любила, однако сопротивление только разозлило бы светоч знаний. «Ладно,— решила девушка,— пройдусь с ними, поговорю, а там…» У нее в голове уже давно созрел замысел побега. Нужно было лишь усыпить бдительность лягушкообразного вождя, раздобыть оружие и вовремя улизнуть.
— Я буду рада услужить мудрому Тахату Саббидзару, сыну Балихайбара Марендита,— подражая выспренним речам Найра, начала она, но Тахат перебил:
— Для тебя необязательно перечислять имена моих предков и мои заслуги. Можешь называть меня просто «мой господин» или «муж мой».
Соня поперхнулась. Представить толстого Тахата в роли мужа она не могла. Даже сама мысль о близости с ним вызывала отвращение. Однако в каждой стране свои порядки, и до поры до времени им нужно подчиняться. Ради собственного блага. «От слов еще никто не помирал»,— решила Соня и выдавила:
— Что хочет слышать… господин?
— Повернись,— коротко приказал Тахат. Соня подчинилась. Краем глаза она заметила выскользнувший из рукава Тахата кинжал. «Не понравилось, как я произнесла «господин»?» — ожидая прикосновения холодной стали, подумала она, но вдруг почувствовала, что стягивающая запястья веревка лопнула. Пошевелив освобожденными руками, она оглянулась на Тахата. Тот убирал нож в складки одежды.
— Я желал бы услышать…— начал он.
В дороге выяснилось, что Тахат хочет слышать все: откуда Соня пришла, кто ее отец и мать, где она побывала, каковы порядки в странах за Кезанкийскими горами, как там обустроено войско, где живут люди, сколько жен имеют тамошние правители, как часто они молятся своим богам и все прочее, вплоть до самых бытовых мелочей. От усталости, голода и долгих рассказов Соню шатало. Она не признавалась Тахату, что уже еле переставляет ноги, но шла, уже слегка придерживаясь за стремя его пони. Тахат этого не замечал. Его маленькие глазки были мечтательно устремлены на горизонт, пухлые губы шевелились, повторяя за Соней ее слова. Сзади, поднимая тучу пыли, плелось войско. Последними в крытых повозках ехали дети. Женщины шли рядом с повозками, причем поклажа на их плечах была даже потяжелее мужской.
Сначала Соня еще все это замечала, но потом сосредоточилась только на рассказе и дороге. Непослушные ноги еле-еле отрывались от земли, а язык заплетался. Девушке приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы передвигаться и при этом болтать что-то связное. Она перепутала имена правителей Аргоса и Шема, не сумела произнести молитву на кушитском языке и в конце концов сломалась на повествовании о кораблях, плавающих в Море Запада. Последними, что она увидела, были мохнатые ноги пони. Они мелькнули перед ее лицом и пропали в кромешной мгле.
Очнувшись, Соня не сразу поняла, где находится. Над ней колыхалась пестрая ткань, пахло какими-то благовониями, ноги девушки прикрывал мягкий шелковый платок, под головой лежала вышитая яркими нитями, шелковая же, подушка. Соня пошевелилась и села, с изумлением глядя на собственные руки. Запястья, до крови стертые веревками горцев, оказались заботливо обвязаны чистыми тряпицами, у локтя поблескивал золотой браслет. Но что самое поразительное — руки были чистыми. И все тело дышало, ощущая чистоту и легкость. От рук девушка перешла к осмотру всего остального. Платье на ней ничем не напоминало о изодранной грязной одежде, которую она носила в горах, все ранки и ушибы пахли лечебными маслами, а чистые волосы были уложены под квадратную шапочку из плотной ткани.
«Сплю!» — решила Соня и изо всех сил ущипнула себя за руку чуть ниже браслета. Боль оказалась ощутимой. Соня ойкнула, потянулась и принялась рассматривать помещение.
Это был просторный шатер из плотной ткани. По стенам шатра тянулись вышивки. На крытом коврами полу лежали разнообразные подушки, в середине на серебряном блюде покоились сочные гроздья винограда, яблоки и какие-то сласти. Всем этим изысканным яствам девушка предпочла бы солидный кусок жаренного мяса и кувшин вина, но голод погнал ее к подносу. Сунув в рот несколько виноградин, Соня продолжила осмотр. Оружия в шатре не нашлось. Пологом служили две сетчатые занавески, сквозь которые пробивались лучи закатного солнца. Когда Соня уже доедала последнее яблоко, полог шевельнулся и в шатер ввалился толстый Тахат. При виде жующей девушки его лицо засияло.
— Я был обеспокоен твои здоровьем, луноликая красавица,— приближаясь к Соне, сказал он.— Почему ты не призналась, что усталость не позволяет тебе продолжать рассказ?
Черные глазки Тахата испытующе смотрели на девушку. Она дожевала яблоко, сплюнула косточки на поднос, вытерла губы. Если человек интересуется ее здоровьем, то почему бы ему не ответить?
— Я не хотела беспокоить такими мелочами великого Тахата Саббидзара,— сказала она, попутно выковыривая из зубов застрявшую яблочную кожуру.
— Твое здоровье — не мелочи! — возразил он, сгреб в кучу разбросанные по шатру подушки, разместил на них свое объемное пузо и, облокотившись на локоть, мечтательно произнес:
— Твои речи, луноликая, заставили меня забыть обо всем. Какие чудесные истории ты рассказываешь! Тебе, наверное, пришлось много путешествовать?
Соня кивнула, озираясь в поисках питья.
Тахат заметил:
— Ты что-то ищешь, луноликая?
