— Вход в замок был завален камнями, — предупредил Леофрик. — Вряд ли кто-нибудь возвращался сюда и трудился над тем, чтобы освободить входы. Так что нам придется поработать.
Говоря «нам», он, естественно, не имел в виду собственную персону. Конан вместе с прочими телохранителями спешился и принялся разгребать завал. Большие камни были навалены здесь в беспорядке, и их оказалось довольно, чтобы оборвать любые контакты замка с внешним миром. Трудились почти до самого заката. Пока сильные мужчины поднимали и отбрасывали в сторону крупные булыжники и обломки скалы, крестьяне и женщины собирали хворост, чтобы сразу же растопить камины, а граф Леофрик беспокойно ходил вокруг замка, как бы пытаясь установить, не случилось ли здесь во время его отсутствия каких-либо тайных катастроф. Он то ощупывал стены, то приподнимался на цыпочки и старался заглянуть в окна, то прикладывал ухо к замшелой стене и вслушивался. Конан то и дело поглядывал в его сторону с нескрываемым насмешливым любопытством. «Я больше не колдун!» Надо же! А был когда-то? И чем же вы занимались, господин граф? Вызывали духов, общались с мертвыми, стремясь выведать тайны будущего? Для чего люди предаются таким глупым занятиям? Ради наживы? Стремясь испытать захватывающее ощущение власти над обстоятельствами, людьми и потусторонним миром? Конан не раз убеждался в том, что это ощущение власти было более чем иллюзорным. Рано или поздно на колдуна восставал тот самый потусторонний мир, которым несчастный болван думал повелевать, и те самые демоны, что побывали во власти смертного человека, освобождались и разрывали мага на части. А если этого и не происходило — что ж, всегда мог найтись такой же смертный человек, который пресекал путь «всемогущего мага» обыкновенным ударом меча. И нередко этим смертным человеком оказывался Конан-киммериец.
Но вот Леофрика убивать пока не хотелось. Скорее, этот человечек вызывал у Конана симпатию. Если он когда-то и вызвал в мир темные силы, то сейчас нашел в себе достаточно мужества, чтобы вернуться и уничтожить последствия своих безответственных опытов.
Что ж, Конан охотно поможет ему в этом.
Но вот последний камень отвален, и перед усталыми путешественниками предстала распахнутая дверь. «Странно, — подумал Леофрик. — Помнится, я закрывал ее. А потом еще велел навалить камней — ради предосторожности. Помню, это назвали перестраховкой. Да уж, какой смысл громоздить гору камней, если засов надежен и дверь прочна, а в замке нет живых людей. И все же кто-то пытался выбраться отсюда… Очень странно. Нужно быть настороже».
Вслух он этого, однако, не высказал, а просто запалил факел и первым вошел в темные недра замка.
Ничего особенного их внутри не ждало. Дрожащий свет факела выхватывал из темноты сырые стены и истлевшие гобелены, покрытые плесенью. На некоторых можно было видеть остатки картин: женщины в саду, фрукты в вазах или олени, пьющие воду из ручья. Но чаще разводы плесени рисовали собственные картины поверх прежних, создавая гротескные и иногда довольно жуткие сцены: среди причудливо разбросанных пятен виделись искаженные в агонии лица, растопыренные пальцы, сведенные судорогой руки, изогнутые немыслимой дугой тела.
Неожиданно вскрикнул ребенок. Шествие сразу же остановилось. Мать пыталась закрыть малышу рот, чтобы тот не тревожил его светлость, но было поздно: Леофрик услышал и сразу подошел поближе.
— Что случилось с маленьким? — спросил он, садясь на корточки.
Ребенок сердито высвободился из рук матери
и ответил:
— Там кто-то есть.
— Где? — Леофрик обернулся, вгляделся в темноту, но ничего не увидел.
Ребенок показал подбородком на стену.
— Там, в стене.
— Не говори глупостей, Дакко, — зашептала мать, опасливо косясь по сторонам. — Ты морочишь голову его светлости, а ведь он так добр к нам.
— Я не морочу! — прошептал ребенок. — Стена раздвинулась, и оттуда выглянули глаза. Я видел.
Граф с облегчением вздохнул.
— Это просто пятна на гобеленах, — сказал он, поднимаясь и ероша волосы на голове ребенка. — Не пугайся, малыш.
— Нет, не пятна, — совсем тихо шепнул Дакко, но его уже никто не слушал.
Эти крестьяне жили на землях, принадлежащих графу Леофрику, — не здешних, а отдаленных. Проклятие, тяготеющее над замком и землей вокруг него, до тех деревень, похоже, не дотягивалось, и тамошние обитатели даже не подозревали об этом.
Когда во время пожара сгорело несколько домов и погибли почти все посевы, Леофрик предложил семьям погорельцев переселиться вместе с ним на старые родовые земли своей семьи. Большинство предпочло оставаться на прежнем месте, восстанавливая то, что сохранилось после бедствия, а две семьи решились бросить пепелище и попытать счастья за лесом. Тем более, что граф был так добр и обещал им помощь, хотя бы на первых порах.
Леофрик и его спутники пересекли темный зал и начали подниматься по лестнице. Ступени казались скользкими, как будто покрытыми слизью — можно подумать, здесь десятками лет ползали улитки. Затем отчетливо стали видны следы давнего пожара.
Десять лет назад ненасытное пламя лизало эти стены, оно пожрало ковры и оставило пятна жирной копоти. «Странно, — подумал Конан, разглядывая стены, — выглядит так, словно кто-то пытался их стереть. И нет паутины. Обычно в таких местах полным-полно пауков».
Неожиданно он замер, потому что впереди ему послышался тихий дробный топоток, как будто пробежал кто-то легкий и маленький. Ребенок или женщина. Конан метнул взгляд на Леофрика — граф, похоже, не уловил этого звука. Да и остальные его спутники держались настороже, но не испугались. Неужели они не слышали? Конан поводил факелом вокруг себя, однако ничего не увидел.
А вот и дверь, за которой когда-то давно бушевал пожар. Она обгорела почти полностью, сквозь щели в досках когда-то прорывались оранжевые языки пламени. Ее захлопнули, пытаясь преградить огню путь, и залили водой. С тех пор прошли годы. И все же неприятный кисловатый запах остался.
Граф поскорее миновал эту дверь. Осмотрели несколько комнат наверху, но все они оказались непригодными для жилья, и в конце концов путешественники спустились вниз, в большой зал, где решено было устраиваться на ночь. Разложили огонь в большом камине, нашли котел и вымыли его. Затем один из крестьян отправился за водой, а женщины достали припасы и вручили их стряпухе.
Все это время маленький Дакко держался поближе к Конану и помалкивал, только вертел головой во всё стороны и сжимался при малейшем резком звуке.
Пользуясь тем, что на них никто не обращает внимания, Конан заговорил с малышом.
