Слезы все-таки потекли. Я не знала, отчего плачу: от страха перед скорой смертью, от осознания неизбежности или от нежности. Утерев глаза рукавом, я почувствовала, как Радим прижимает меня все сильнее, и запоздало поняла, что он опасается срыва.
– Все хорошо, – ответила я и отклонилась, чтобы заглянуть в его глаза. В них было столько нежности, что я едва не зажмурилась. – Все хорошо. Я просто… от радости, – соврала я и повернулась к Злате.
Та стояла рядом и смотрела напряженно, закусив уголок накинутой на плечи шали. А я вдруг поняла, что успела изучить все их привычки. Злата всегда закусывала то шаль, то прядь волос, то палец, когда нервничала. И это было по-своему мило. Я протянула ей руку, и она без промедления сжала мои пальцы.
– Тебя я тоже люблю, – сказала я.
Это не было правдой, но стоило улыбки Златы и того, как засветилось ее лицо.
Радим притянул жену и обнял уже нас обеих, а я закрыла глаза, слушая стук его сердца и щебетание птиц. Мир вокруг чувствовался острее, и мне вдруг стало совсем неважно, сколько времени мне здесь отведено. Святыня способна разменять меня как пешку, но только мне решать, как провести эти дни или недели: рыдая над своей судьбой или же наслаждаясь теплом людей, которые стали мне семьей. Мысль была странной и немного книжной. Впрочем, я с удивлением осознала, что действительно чувствую именно так, а никак иначе. Может быть, меня самой уже не было, а был лишь книжный персонаж: маленький, неглавный и напуганный? Впрочем, и это тоже уже не было обидно. Самое обидное заключалось в том, что, исчезнув из этого романа, я так и не узнаю его финал. Я ведь его так и не дописала.
Глава 13
Если бы мне кто-нибудь когда-нибудь сказал, что я буду точно знать, что вот-вот умру, и попросил бы предположить, что я буду чувствовать и как себя вести, я бы, наверное, придумала что-нибудь патетическое: переделать все, что не успела, сказать всем, кого люблю, об этом или что-то в этом роде. Однако на деле все оказалось совсем иначе. Первый порыв сентиментальности и признаний в любви прошел бесследно во дворе дома Радима, пока я стояла в его теплых объятиях. Альгидрас, к слову, за это время успел куда-то молча улизнуть. С одной стороны, я была рада этому факту, а с другой, меня бесило его безразличие к происходящему.
Чувство собственной значимости слегка поутихло, а еще я поняла, что вряд ли Святыня приготовит мне здесь трагическую смерть – скорее, это будет вот такое медленное угасание. Это даже неплохо: Радиму не придется рваться в бой, искать, мстить, и он вполне справится с потерей, тем более сейчас, когда вот-вот появится его собственный долгожданный ребенок.
Вернувшись домой, я долго сидела перед окном на большом сундуке, глядя в сгущавшиеся сумерки, и думала о том, что по Всемиле и плакать-то здесь никто не будет. Разве что Радим с Добронегой и немного Злата, поскольку она была доброй и простодушной по натуре. С моей смертью Альгидрас сможет вздохнуть свободнее и перестать… как там он сказал? «Бороться»? К тому времени, как я забралась в постель, я дошла в своих мыслях до того, что все вздохнут с облегчением после моей кончины, и впору было начать торопить сей светлый миг. И, уже лежа в постели, поняла, что так старательно накручиваю себя, намеренно умаляя свою значимость здесь, просто потому, что мне страшно, а еще я отчаянно хочу быть нужной. Не как Всемила, которую любят и прощают родные, не как та, больные чувства к которой навязывает Святыня, а сама по себе.
Мои мысли обратились к Миролюбу. В голове вертелись наивные вопросы: он будет скучать? Он огорчится? Или просто досадливо вздохнет оттого, что нарушились планы и теперь нужно искать новую невесту? Я решительно оборвала процесс самоуничижения. Все же я нравлюсь Миролюбу, а значит, ему не должно быть все равно. Во всяком случае, мне очень хотелось так думать.
Ночь прошла в каком-то липком полузабытьи: я то засыпала, то просыпалась, не понимая с ходу, где нахожусь. В голове крутились обрывки каких-то легенд, никак не желавшие складываться в общую картину. В итоге я проснулась разбитой и больной. Первым моим порывом было остаться в постели на весь день, но потом подумалось: если все решат, что я больна, не видать мне поездки в Каменицу как своих ушей, поэтому пришлось вставать, умываться, одеваться и выходить из покоев.
Добронеги не было, как часто случалось в последнее время. Я выпила воды и отправилась выполнять свои обязанности – проверять, есть ли вода у цыплят, прочно ли навязана корова за огородами, нужно ли полить гряды и достаточно ли травы у кроликов. Отдернув руку от острых зубов забияки кролика, я вдруг поймала себя на мысли, что тошноты и головокружения сегодня нет, и, если бы не бессонная ночь, я бы даже чувствовала себя вполне неплохо. Святыня передумала или же это после вчерашнего разговора с Альгидрасом? Он ведь каким-то образом сделал так, что мне стало лучше.
Позавтракав сырым яйцом и свежим хлебом, я решила, что не собираюсь опускать руки и смиренно ждать, пока не придет мое время. Вот еще! Святыня тут или нет… Подавится!
Для начала я собиралась проверить, действительно ли узор на платье был копией узора над входом в покои Златы или же мне показалось? Чтобы отыскать платье, пришлось перерыть три сундука в покоях Всемилы. На это ушла добрая половина дня, потому что время от времени я отвлекалась то на разглядывание вышивки, то на примерку платья или шали. Занимаясь этим, я чувствовала себя беззаботно. Ровно до того момента, пока не поняла, что платья нигде нет.
Сложив вещи, я захлопнула крышку последнего сундука и вышла в обеденную комнату. Не могло же оно раствориться? В этом мире, конечно, все возможно, но не до такой же степени!
Некоторое время я в нерешительности разглядывала дверь в покои Добронеги. Во дворе раздался лай Серого. Бросившись к окну, я увидела Добронегу и порадовалась тому, что чудом избежала неловкой ситуации. Неизвестно, как отреагировала бы она, застав меня в своих покоях.
Мать Радима выглядела устало, однако казалось, ее больше волнует мое самочувствие. Она задавала непривычно много вопросов, я отвечала как можно беспечнее, при этом чувствуя легкое раздражение. Ну бледная, ну устала… Повлиять на это я не могла, так стоило ли мне об этом напоминать раз за разом?
За обедом я осторожно спросила про платье, в котором я ходила на берег встречать князя. Добронега сказала, что оно, верно, у Златы осталось. При этом говорила она вполне искренне. По ее лицу понять эмоции было не в пример легче, чем по лицам некоторых. Я взяла себе на заметку спросить о платье у Златы и на том успокоилась. Добронега посетовала на то, что до поездки еще нужно успеть много всего, а времени мало, потому что воины княжича вот-вот приедут. Оказалось, что ждем мы только почетный эскорт. То, что Радим не может отправить достаточное количество дружинников, было очевидно даже мне. Воины нужны в Свири. А дружина княжича вряд ли обеднеет людьми, если часть из них выделят нам в охрану.
Я вызвалась убрать со стола, и Добронега, охотно предоставив
