— Тем же способом я преодолел ограду, спустился к ручью и пошел вверх по течению. Вскоре лес стал редеть, а потом и вовсе сменился кустарником — правда, очень густым, но не высоким — и отдельными деревьями. Открытое пространство простирается на пять стадиев, после же начинаются скалы. Они встают прямо из земли, будто это один большой камень, на огромную высоту!
— В пуще это часто случается, — кивнул Конан. На душе потеплело: он уже знал, куда клонит барон.
— А ручей исчезает в этих скалах, — оправдал ожидания короля Полагмар. — Я не думаю, что он гам и кончается, — предположил он, — ибо за скалами начинается пологий уклон, а вдали видны возвышенности, скалы же кончаются довольно скоро. Но в них мы можем укрыться на время от преследования, и вряд ли там кто-нибудь обитает. На обратном пути тоже царило безлюдье, — завершил барон свой рассказ, оглядев победно присутствующих при сем месьоров и вопросительно взглянув на монарха.
— Благодарю тебя. Я не забуду об этой доброй услуге. — Конан оправдал ожидания гандера подобающей случаю фразой. Но ему действительно понравились невозмутимость, исполнительность и, главное, сообразительность и лесные навыки Полагмара.
— Поступим так, — Конан тут же приступил к отдаче приказаний, — ждать нам нечего. Пикты имеют обыкновение начинать свои празднества перед закатом. А это значит, что скоро сюда явятся воины с факелами — почетное оцепление, и народу на всех берегах соберется столько, что мышь не проберется. Надо проскочить озеро прямо сейчас. Каноэ мы обольем смолой и подожжем — со мной пойдут Полагмар и Майлдаф — но не прежде, чем со стороны горы завопят: это будет означать, что они выволокли свои жертвы из храма и начали с ними развлекаться. Пока поднимется переполох, мы войдем в ручей и — сколько там идти? — обратился киммериец к барону. — Девять стадиев? Проскочим, — уверенно изрек король. — На горе воинов будет мало, они уйдут со жрецами. Здесь они так уверены в своей безопасности, что мало думают об охране. А зря, — недобро усмехнулся Конан. — Пока проверьте оружие и отдыхайте, — добавил он. — Майлдаф, слезай с дерева! А ты, Евсевий, пожалуй на его место!
Непродолжительное время спустя со стороны горловины озера послышались ликующие вопли: должно быть, шествие вывалилось из ворот ограды, которую столь преодолевал барон Полагмар, и покатилось к лагерю
— Ну, сейчас они, как мухи на коровью лепешку, слетятся туда! — заметил Бриан Майлдаф.
— Ну отчего же непременно на коровью? — отозвался Полагмар — у него даже усы поднялись от такого пренебрежения к схожим способностям рода человеческого.
— Сейчас мы проверим, какие у них лепешки, когда они увидят горящие каноэ! — заключил Конан. — Быстро за оружие и за мной, пока они не поняли, что у лодок никого нет!
И Конан, уже вскочивший на ноги, помчался сквозь джунгли с такой скоростью, что даже долговязый Майлдаф не поспевал за ним. Позади поспешал дородный Полагмар. Но, несмотря на то что по чаще бежали во всю прыть трое высоких и весомых взрослых мужчин с оружием, шума от них было не больше, чем от крыльев стрекозы.
Удача благоволила к ним: на поляне ничего не изменилось. Она была пуста.
— Бриан! Стой здесь и смотри в оба! Барон Полагмар, Имир тебя порази! — выругался Конан. — Вот тебе топор, возьми! — Конан протянул сплоховавшему на этот раз гандеру свой.
Барон, очевидно, собирался прорубать днища каноэ мечом. За то, что их могут услышать. Конан теперь не опасался: жрецы и сопровождающие подняли такой гвалт, что даже ленивые и сонные от жары собаки не выдержали, забрехали в тон воплям и заунывным песнопениям под барабаны и трещотки.
Скоро перебегая от суденышка к суденышку. Конан лил на них и на траву меж ними тонкую струю из кувшина. Смола была свежей и текучей, словно прозрачный желтый мед на пасеках в душистых клеверных лугах Темры, даже запах ее, казалось, чем-то походил на медовый. Гандер же, устыдившись своей оплошности, прилагал все усилия, дабы загладить вину перед его величеством: после каждого удара — к слову, не так уж громки они были — в плоском брюхе каноэ открывались страшные, порой неизлечимые раны. Майлдаф, следивший за этим пиршеством вандализма из-под прикрытия зеленой лесной стены, никак не мог избавиться от ощущения, что зрит своих давних предков, когда клан шел на клан, в рваном наплывающем дыму мелькали грозного вида фигуры воинов в шлемах, с кроваво сверкающими палашами и топорами в руках, а от стогов и скирд побежденных, равно как и от их домов и дворового скарба, не оставалось ничего, кроме углей и золы.
К самому берегу Конан и Полагмар приближаться опасались, так что около десятка каноэ остались невредимыми, но этого было мало, чтобы блокировать лодки хайборийцев на озере: уж в чем другом, а в морских сражениях киммериец толк знал.
Наконец все было кончено.
— Барон, быстро в лес! — бросил Полагмару Конан.
Тот стоял как вкопанный, пытаясь что-то возразить королю.
— Кому я сказал — в лес! — рассерженно прошипел киммериец.
— Не перечь королю, — заметил ему Майлдаф. — Такое могут позволить себе только двое во всей Аквилонии: Публий и Евсевий.
— А ты? — удивился барон.
— Я достаточно умен, чтобы не делать так, — самоуверенно заявил горец.
Тем временем Конан, вооружившись заранее изготовленным факелом и кремнем, высек искру. Факел вспыхнул мгновенно. Не мешкая, король начал с ближних к берегу лодок на противоположной от Майлдафа кромке поляны. Сразу запахло паленым, смолой и гарью. Каноэ из легкого дерена занимались молниеносно, и столб сизого дыма, вкручиваясь и тихонько покачиваясь в слабом ветре, поплыл над поляной, поднимаясь все выше, вставая над лесом.
Первыми почуяли беду собаки. Заподозрив неладное, они сначала примолкли, принюхиваясь, после же вновь залаяли, но теперь уже целенаправленно и яростно, прыгая и зазывая людей следовать за ними на запах дыма, к которому примешивался еще в полдень возникший среди знакомых запахов запах чужаков.
Встревоженные не на шутку, охранники поспешили туда, где лежали на берегу лодки: теперь и они уловили пронзительный едкий дымный аромат. Трое устремились за бдительными четвероногими, трое бросились к лагерю — за помощью.
А король Аквилонии Конан блестяще выигрывал очередную морскую кампанию, довершая на поляне разгром крупной эскадры пиктского флота. Убедившись, что огонь неминуемо доберется до всех каноэ, Конан разлил оставшуюся смолу по траве, успевшую просохнуть на жарком солнце после ливня, и поджег ее.
Тотчас со стороны водопада появились первые пикты, впереди коих мчались собаки. Увидев на поляне белокожего черноволосого гиганта при мече и с факелом, один из них, нимало не растерявшись, вскинул лук… и рухнул в траву: Майлдаф стрелял лучше. Не обращая внимания на собаку, которая была слишком мала, чтобы причинить киммерийцу какой-либо вред, и отпрыгнула в сторону, захлебываясь от лая и гнева, Конан в три прыжка оказался перед вторым пиктом — высоким и молодым воином с копьем.
