что безумная экспедиция, организованная Киганом и новенькой, наверняка затянется!
Номад решил, что смущает ее своим присутствием, и покинул лабораторию, оставив Ноэль одну. Ей не на кого было отвлекаться, и она приступила к уборке. Очень скоро воздух вокруг нее наполнился облаками пыли, она будто оказалась в густом тумане, Ноэль даже не ожидала такого! На Земле, кажется, такой пыли не было… Мелкие частички раздражали глаза, на ресницах уже собирались капельки слез, и она едва видела, что ее окружает.
Она собиралась сделать паузу, дождаться, пока пелена пыли осядет, когда откуда-то со стороны послышался металлический звон – будто что-то уронили. Да и не мудрено, тут повсюду такой хлам!
– Номад, это вы? – спросила она и тут же закашлялась. Ей показалось, что совсем рядом прозвучали шаги, но никто не отозвался.
А вот это уже было странно! Она допускала, что Номад мог вернуться, проверить, как у нее дела. Но с чего бы ему молчать?
– Номад!
И вновь никакого ответа. Это беспокоило Ноэль, она часто моргала, чтобы избавиться от пыли и слез, но напрасно. Ей еще и света не хватало! Она слышала, что рядом кто-то есть, однако не могла определить, где именно он находится. Похоже, этот человек умел скрываться… Только вот зачем ему это? Она ведь не враг!
А что если это не человек вовсе, а одна из тех тварей, о которых Лукия говорила с Номадом?
– Не смешно! – возмутилась Ноэль. – Я не знаю, какие у вас обычаи и что считается шуткой, но вам лучше выйти! Мне это не нравится!
Она все еще не боялась, но только потому, что никак не могла поверить в наглость колонистов. Они знают, что команда «Северной короны» – их последний шанс на спасение! Единственной, кто хотел поднять бунт, была Рене, но ее заперли, наступил мир… или нет?
Очевидно, нет. Ноэль поняла это, когда на нее напали. Она была хилером, однако она прекрасно знала, что воин она не лучший, и теперь это подвело ее. Кто-то подкрался к ней сзади, перехватил, прижимая к себе, а в следующее мгновение она почувствовала боль в шее. Ей сделали укол одним из тех старых шприцев, которые она впервые увидела на этом корабле.
Она попалась так нелепо, так глупо… Но исправить она ничего не могла, ее поглотила темнота.
Это место было настолько завораживающе красивым, что Альда ненадолго забыла, какая опасность им здесь угрожает. За последние дни она привыкла к темным тонам поселения и серому небу, сливавшемуся с каменной пустошью. Джунгли для нее были далекой полоской ярких пятен, затерявшейся на горизонте. Но теперь, когда она приближалась к ним, перед ней открывалось иное зрелище, сравнимое разве что с красотой космоса.
Здесь не было деревьев и кустарников, похожих на земные. Растения Арахны оказались высокими, огромными даже, но по структуре они напоминали скорее цветы и травы, а чаще – мхи и лишайники. При таком размере можно было рассмотреть каждую ветку, каждый листик, каждое переплетение стеблей – и это поражало. Одни участки были вечно мокрыми, хотя Альда ни разу не видела на этой планете дождя, другие – совсем сухими, но не погибшими, а привыкшими к вечной засухе. Растения переплетались сплошной цепью, нависали над землей, и где-то в высоте, да и со всех сторон, постоянно мелькало движение.
Джунгли были жизнью ровно настолько, насколько каменная пустошь была смертью. Альда чувствовала это, и хотя разум на планете был примитивным, он все равно манил ее своей непохожестью на то, что она знала раньше. Ей хотелось выйти туда, подобраться поближе к этим существам, возможно, даже вступить с ними в контакт. Иногда это желание обретало такую силу, что она едва сдерживалась.
Ей все равно никто не позволил бы заняться таким, только замечание в личное дело заработала бы – на первом же задании! Это Киган общался с ней нормально, Рале наблюдал за ней, совсем как преподаватели из академии, и будто ждал, когда она ошибется.
Они отправились в путь на рассвете, пересекли мост и очень скоро оказались под ветвями растений. Тут, в начале пути, еще чувствовалось присутствие человека: жители поселка срубали массивные стволы, чтобы укрепить болотистые дороги, делали укрытия для патрульных, оставляли тайники для тех, кто мог потеряться или отстать от группы. Однако их сразу предупредили, что освоена небольшая территория, дальше будет хуже… Никто не мог сказать, что там скрыто, но именно туда отправился Фостер.
Блейн молчал с самого начала путешествия. Остальные наверняка думали, что он напуган, однако Альда чувствовала, что он вообще не думает о себе. Чувство вины перед отцом сжигало его изнутри, но оно же давало ему сил. Он был намерен вернуть в поселение работы Фостера, даже если придется отдать за это жизнь.
– Тут вообще есть какая-то граница? – поинтересовался Киган. Он управлял машиной без особого труда, по сравнению с кораблями, которые он чинил, этот вездеход казался детской игрушкой.
– Да, – тихо ответил Блейн. – Вы увидите.
И они, действительно, увидели. К удивлению Альды, за долгие годы жизни здесь люди освоили ничтожно маленький клочок джунглей. От этого было даже обидно: они рождались и умирали на Арахне, но довольствовались малым… Почему? Зачем? Только из-за страха? Но неужели долго и однообразно жить среди голых камней – это не так страшно, как рискнуть, однако получить шанс на что-то удивительное?
Поселенцы словно сдерживали сами себя. Они в ужасе прибегали в джунгли, забирали, что могли, и убегали обратно. Они не исследовали и не использовали. А потом у них вдруг закончилось топливо! На что они вообще надеялись?
Дороги были там, где были люди. Границу, о которой говорил Блейн, невозможно было упустить: земля там заросла странной травой с крупными круглыми ягодами, а на стволах растений побольше повсюду висели предупреждающие знаки.
Не ходи.
Вернись назад.
Впереди – только смерть.
А дальше – еще больше растений, зеленых, оранжевых, неоново-розовых и синих, переплетающихся так тесно, что они казались сплошной стеной.
– Предлагаю тут выйти и осмотреться, – сказал Рале.
– Принято, – кивнул Киган.
– Зачем? – поразился Блейн. – Это же опасно!
– Это не опасно, это необходимо. Мы не знаем, куда направился Фостер, и нужно это вычислить до того, как мы покинем более-менее известную зону.
Альда не собиралась возражать, она первой выбралась из вездехода – до того, как остальные успели сообразить, что она делает. Они испугались за нее, а зря: она-то чувствовала, что пока никого рядом нет.
Воздух на болотах был сырым и тяжелым,
