Тут кто-то начал хватать его за руки и за ноги, и Конан открыл глаза, залепленные кровью и песком. Над ним склонились двое жрецов в багряных одеждах. Их молодые лица были угрюмы, а поблизости стояла ручная тележка.
— Брысь, вампиры! — зарычал на них Конан, стараясь, впрочем, не привлекать лишнего внимания. — Жадное Сетово отродье! Собрались мумию из меня сделаться. Погодите уж, пока я помру!..
И он поднялся на ноги, оставив шлем и меч на песке и прикрывая одной рукой разодранную грудь. Служители мертвецкой безразлично пожали плечами и молча удалились, забрав свою тележку. Что касается зрителей, то лишь немногие выказали какое-то удивление, заметив неожиданное «воскресение» киммерийца. Тем не менее, Конан постарался скорее затесаться в гущу толпы — от греха подальше.
... И внезапно подумал о Сатильде! Если она смотрела с трибун, то, должно быть, сочла его действительно мертвым. Или серьезно раненным. Он посмотрел вверх, но не смог найти ее взглядом. Ложа, в которой он давеча заметил ее, была пуста. Стараясь не привлекать особого внимания, он оглядел передний ряд сидений вдоль всего овала арены. Сатильды не было. Он даже усомнился, видела ли она его поединок с Мадазайей.
Пока он дрался с кушитом, ему было не до того, чтобы высматривать акробатку. Может, к тому времени она успела покинуть трибуну?..
Толпа уже направлялась к Вратам Героев. Там, где недавно отдыхали гладиаторы, не занятые в единоборствах, давка творилась неописуемая. Полоумные зрители спустили с ограждения, нарочно припасенные веревочные лестницы, и со всех ног бежали прикоснуться к своим кумирам. Женщин было не меньше, чем мужчин. Может, там и Сатильда?..
Конан начал проталкиваться вперед...
— Для мертвеца ты выглядишь довольно-таки озабоченным, — произнес рядом с ним насмешливый женский голос. — А мне-то внушали, будто мертвые отрешаются от мирских забот...
Голос был чувственный, глубокий, — такие часто бывают у рыжеволосых. Конан обернулся, чтобы испепелить назойливую зрительницу мрачно-угрожающим взглядом. Но за первым взглядом последовали еще и еще: такова оказалась ее роскошная красота, слегка стесненная шелком с золотыми пряжками и самоцветами. Наряд стигийки состоял из облегающих штанишек и блузки.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что все облачение представляло собой один кусок ткани, облегавшей прекрасное тело наподобие второй кожи. Лицо, густо накрашенное и обрамленное короной медных от хны завитков, казалось маской Богини из храма Иштар. У женщины не было возраста: время, по-видимому, попросту не касалось ее. Стигийка показалась Конану драгоценной игрушкой в изящной полупрозрачной обертке.
— Да, похоже, ты не так уж и мертв,— сказала она. — Я действительно вижу какие-то признаки жизни или мне кажется?
Теперь она была совсем рядом с ним и откровенно рассматривала его с головы до ног. Он тоже посмотрел на себя. Вид у него был еще тот: весь в крови, поту и песке, из раны на груди еще сочилась липкая жидкость. А всю одежду составлял бронзовый пояс гиревика да юбочка-килт из железных листков.
— А тебе, стало быть, нравятся мертвецы?— в свою очередь спросил он рыжеволосую.
— Иногда мне случается вдохнуть в них жизнь, — ответствовала она. — А еще я даю им причину подольше оставаться в живых. — Взяв киммерийца за руку, она провела его Вратами Героев. Конан, немного посопротивлялся, но больше для виду. — Пошли, перевяжем царапины...
— Как тебя зовут? — спросил киммериец.— И еще: ты так заботишься обо всех гладиаторах или только о неудачниках?
— Я — Вивит, — представилась она. — И я думаю, что из всех здешних чемпионов Конан Сокрушитель менее всех склонен оказываться в неудачниках. Разве что он сам пожелает проиграть бой...
— Похоже, — проворчал он, — ты пристально за мной наблюдала.
И он, идя рядом с ней по тоннелю, слегка обнял Винит, притворяясь, будто опирается на ее гибкие плечи, хотя на самом деле никакая опора ему не требовалась.
— У некоторых знатных стигиек есть обычай, — начала объяснять его спутница. — Если эти женщины располагают свободным временем и притом не связаны соображениями долга, они выбирают себе любимца среди гладиаторов, чтобы оказывать ему всяческое покровительство... — Она набрала полную грудь воздуха, словно принимая какое-то решение, и продолжала: — Эта помощь и покровительство может проявляться очень по-разному. Скажем, впервые увидев своего избранника, женщина может бросить ему кошелек золота...
— Вот как! — сказал Конан и понимающе кивнул.
Деньги, которые он обычно таскал при себе, сейчас лежали в тайнике, в домике, где они жили с Сатильдой. — Ты имеешь в виду, это вроде того, как богатые люди помогают наезднику содержать призового скакуна. А скажи-ка мне, Вивит, что обо всем этом думают мужья тех благородных дам, что покровительствуют нашему брату?
Вивит улыбнулась, уютно устраиваясь у него под рукой.
— Лично мой муж, — сказала она, — от всего этого очень, очень далек. Он, видишь ли, купец родом из Коринфии. Он все время ездит туда с караванами и отсутствует по целому году. Это сберегает мне уйму времени и сил, чтобы как угодно развлекаться.
— Ясно, — проворчал киммериец.
Больше сказать ему было особо нечего.
Он прошел вместе с Вивит через сад, в тени которого рука в руке гуляли мужчины и женщины. Иные из гладиаторов уже обнимали какую-нибудь поклонницу, а то и двух сразу, другие утоляли жажду вином, щедро лившимся из бутылей и бурдюков.
Непосредственно к баням примыкал крытый павильон, служивший для переодевания, а заодно и для врачебной помощи раненым. Здесь помещались массажные столы и скамьи, горячие и холодные ванны. Врачи-невольники бесплатно раздавали из каменных кувшинов мази и притирания. И в теплом бассейне, и в павильоне было уже полным-полно атлетов и их гостей. Конан надеялся отыскать здесь Сатильду, но ее по-прежнему нигде не было видно. А Вивит и не думала от него отставать.
— Сядь вот на эту скамью и сиди смирно, я сейчас принесу воды с пихтовой живицей, — распорядилась она. — Это поможет заживлению ран и не даст им воспалиться. — Она убежала давать распоряжения врачам и вскоре вернулась с тазиком ароматной дымящейся жидкости. — Теперь приляг, а я всю эту дрянь с тебя смою... — Конан повиновался, и мягкие пальчики двинулись в путь по его ребрам, размазывая горячее пощипывающее лекарство. — Благодарение Отцу Сету! — радовалась Вивит. — Раны не так глубоки...
Она терпеливо обмывала его тело, счищая кровь и песок и нисколько не беспокоясь, что запачкает при этом свое собственное шелковое одеяние.
— Эта жестяная чешуя больше тебе ни к чему, — заявила Вивит, принимаясь за металлический килт.— И эта жалкая тряпка. Только мешает!
