— Как и наш план.
— Мой план, — быстро произносит она, слегка улыбаясь.
— Это действительно может сработать, — говорю я с неожиданным оживлением, — правда, это может сработать.
Мы напрягаем мозги, пытаясь найти недостатки в ее плане, но, судя по нашему молчанию, это нам не удается.
— Мне надо вымыться и побриться.
Вода приятно освежает мое лицо. Я скребу шею, подмышки, и тут она заканчивается. Вынимаю лезвие и провожу им по сухой коже. Ногти у меня слегка обломаны в нескольких местах, но волноваться пока не о чем. Еще пара ночей, и я буду дома. Если верить плану.
Вернувшись в зал, я не вижу ее и поднимаю взгляд на часы. Чуть больше шести. Осталось еще минут десять до заката.
Но она не ушла. Она в отделе справочной литературы, там, где луч. Стоит спиной ко мне и держит в руках книгу. Луч света бьет ее прямо в грудь.
— О, ты нашла луч.
Она оборачивается, и ее лицо в ореоле света заставляет меня застыть на месте. Она нежно улыбается — так смело демонстрирует свои чувства. Я чувствую, как стены между нами рушатся, кирпичи и куски цемента падают на землю, и бледной, отвыкшей от света кожи касаются свежий воздух и ласковые солнечные лучи.
— Привет. — Голос звучит застенчиво, но дружелюбно, как неуверенно протянутые для объятия руки.
Мы смотрим друг на друга. Я стараюсь не пялиться, но не могу отвести от нее глаз.
— Ты нашла луч.
— Его сложно было пропустить. Но что это значит?
— Ты даже половины всего не знаешь. Тут больше, чем может показаться с первого взгляда. — Я подхожу к ней. — В определенное время луч касается дальней стены, — подвожу ее к этому месту, — а потом отражается от маленького зеркала, и второй, отраженный луч светит на еще одно зеркальце вот здесь. А последний луч попадает на книжную полку. Вот на эту книгу…
Ее нет.
— О, ты эту имеешь в виду? — спрашивает она, демонстрируя мне ее.
— Как ты…
— Это была единственная книга не на полке. Она лежала тут на столе. И довольно давно. С тех пор как мы здесь говорили с Директором. Так что я сложила два и два. Наверное, ты забыл вернуть ее на полку.
— Ты заглядывала внутрь? Этот Ученый записал туда кучу всего. Кажется, он был чокнутый. — Я смотрю на нее. — Он был таким же, как мы.
— Откуда ты знаешь?
— Догадался. — Я опускаю глаза.
— О, — тихо произносит она, — не может быть.
Я киваю.
— Но он был действительно странный. Должно быть, провел несколько месяцев, переписывая сюда выдержки из разных книг. Из самых разных — от учебников до научных докладов и древних религиозных текстов. А еще там есть эта странная пустая страница…
— Ты вот эту имеешь в виду? — спрашивает она, открывая книгу на чистой странице. И, прежде чем я успеваю ответить, продолжает: — Ту страницу, на которой появляется карта, если подержать ее на солнце?
Я не знаю, что сказать. Карта?
— Именно, — отвечаю я наконец, — это именно та страница, о которой я говорю.
Она смотрит на меня, и ее губы растягиваются в улыбке.
— Врешь, — усмехается она, — ты и не догадывался о карте.
— Ладно, ладно, ты права, — признаюсь я, глядя на ее широкую улыбку. — Я не знал о карте, но сейчас дай мне посмотреть. Подставь страницу под луч, солнце садится, у нас мало времени.
Верно, когда она подставляет пустую страницу под луч света, сквозь бумагу проступает карта. Не просто очертания, а целый ковер из ярких цветных пятен, словно картина.
— Надо было видеть эту карту пять минут назад, когда солнце светило сильнее. Цвета были такие яркие, что больно глазам.
Пейзаж на карте дан в подробностях и вполне ясен. В нижнем левом углу я вижу серую громаду здания Института, рядом с ним — Купол, сияющий и непропорционально большой. Остальная часть карты изображает земли к северу и востоку, тусклый коричневый цвет Пустошей на ней сменяется сочной зеленью восточных гор. Самое любопытное — это большая река, текущая с юга на север. Она раскрашена глубоким сине-зеленым цветом. Я провожу вдоль нее пальцем.
— Это река Нид, — произносит Пепельный Июнь.
— Я думал, это просто миф.
— Судя по этой карте — нет.
Неожиданно я останавливаюсь.
— А это еще что?
В том месте, где река Нид поворачивает к восточным горам, нарисована коричневая, похожая на плот лодка. Она стоит на якоре у маленького причала. Еще можно заметить толстую стрелку, нарисованную от лодки вдоль реки к горам.
— Знаю, я сама была слегка сбита с толку, когда это увидела. Кажется, он имел в виду, что лодка предназначена для того, чтобы доплыть на ней до восточных гор.
— Вряд ли. Реки обычно текут с гор, а не в горы.
— Как думаешь, — ее голос оживляется, — это был его путь побега? Ученого? — Она замечает, что я сбит с толку. — Все думают, что он погиб от солнца, но если он действительно был гепером, как ты говоришь, значит, должно быть другое объяснение его исчезновения. Может быть, он сбежал. На лодке.
«Может быть», — думаю я. Но тут же качаю головой.
— Зачем ему было оставлять карту своего пути побега? Нет, что-то не сходится.
— Пожалуй. Но я уверена в одном.
— В чем?
— Эта карта предназначена только для геперов. Никто другой не может ее увидеть, даже случайно. Для этого нужен солнечный свет.
Я наклоняюсь, чтобы посмотреть на карту пристальнее. Чем лучше мне удается ее разглядеть, тем больше деталей я замечаю. Фауна и флора изображены с поразительной точностью.
— Что все это значит?
— Понятия не имею.
— Мы выясним, — говорю я.
Она молчит, и подняв глаза, я замечаю, что она едва не плачет.
— Мне нравится, — произносит она с улыбкой, — когда ты говоришь «мы».
Я задерживаю взгляд на маленьких морщинках в углах ее губ. Мне хочется поднять руку и провести пальцем по этим морщинкам. Я смотрю ей в глаза и улыбаюсь в ответ.
Она разглядывает мое лицо так, будто это страница книги, словно она ребенок, который учится читать, складывая в слова чувства, написанные у меня на лице.
Я не знаю, что делать или говорить дальше. Воздух между нами буквально пронизан неуверенностью. Я опускаю глаза, будто изучаю карту.
— Как думаешь, куда они отправят геперов?
— Куда угодно. В принципе это не важно. Они могут поставить крестик в каком угодно месте на карте, лишь бы оно было в восьми часах пути. Думаю, правда, что вряд ли они пошлют их на запад. Вряд ли им захочется, чтобы геперы подошли слишком близко к Дворцу. Если будет ветер, те, кто там работает, могут почуять запах. А никому не хочется, чтобы Охота сорвалась.
Она долго молчит. Когда я на нее смотрю, то вижу, что она растирает свои голые предплечья.
