Заяц: Ну вот. Теперь только практика.
Волкявичюс: Пррактика, пррактика! Сейчас пррактикуйся!
Заяц: Ну давай! Практиковаться!
Заяц пробовал говорить разными голосами, играл разные акценты, добавлял непривычные для него выражения. Получалось плохо. Волк только смеялся. Смеялся и сам заяц. «Нет, тут подготовиться нельзя. Только на месте станет понятно, чего стоит моя маска. Только там! В раздолье!»
Часа через два волка развезло от самогона и усталости. Запел песню на старо-приморском, чуть не упал за борт. Наконец, не без боя, передал весло зайцу. Сам лёг в палатку — поспал минут 15, потом закрутился. Внезапно закричал как резанный и проснулся. Дальше дремал, но посматривал. Что-то бубнил себе в нос, что-то переходящее в храп и обратно в подобие слов.
К вечеру подошли к деревне рыбацкой. Заяц разбудил волка, и тот, взяв весло, повёл плот к причалу. На пути что-то просигналили из тумана. Волк ответил криком.
Заяц: Что сигналят-то?
Волкявичюс: Иш курр ман жинот? Они сами не знают, что они сигналят, кошаки тупые!
Заяц: Что за место?
Волкявичюс: Дерревушка из каких-то беженцев, каймас! Одни коты. Я тебе не ррекомендую тут надолго задеррживаться. И сам не останусь.
Заяц: Тогда теперрь… ррасходимся?
Волкявичюс: Да. Мне дальше плыть, а тебе тут до горр твоих пррямая доррога. Аррчяу не гали бути. Ирр не бус.
Заяц: Ну что ж… хорошо.
Причалили. Стали собираться.
Волкявичюс: Вот тебе порртфель — там всё, что надо.
Заяц: (Надевает портфель.) Тяжёлый, зараза! Что ты там наложил, Волкявичяу?
Волкявичюс: Всё полезное! Поесть, попить (на перрвое врремя), коррни на прродажу, ррецепты полезные. Неко не памирршау? Атрродо тэйп. Давай!
Заяц: (Запрыгнул на причал.) На век тебе обязан! Без тебя бы я, видать, пропал, Волкявичяу.
Волкявичюс: Не прреувеличивай! (И не прреуменьшай!) Тебя не я спасал. Я только… подсобил с ррасчётом.
Заяц: Тем не менее! Спасибо за всё!
Волкявичюс: О! Бегут Коты! Бега! Бега! (Указывает в сторону деревни).
Заяц оглянулся. К причалу шла группа котов. Двое из них при полном вооружении, готовятся стрелять.
Заяц: Ты что им сделал?
Волкявичюс: Ничего! Но я им должен! Всё, давай! Я поплыл! (Отбился веслом от причала.)
Заяц: Ещё встретимся?
Волкявичюс: Ещё встретимся! Ики пасиматимо!
Заяц: Ики!
Волк отходил всё дальше от берега. Всё глубже в туман. Ему опять просигналили. Он посмеялся уничижительно и опять прокричал что-то нечленораздельное в ответ.
«Прощай, Волкявичяу! Хоть ты и волк, и ведёшь себя как волк, ты хороший. В тебе добро — его, невзирая на фасад, нельзя не почувствовать. Видимо… многое случилось с ним в эти годы. Что-то сломало его и вывернуло на изнанку. Только так и меняются. Только так и становятся лучше. Лес только силой принуждает к добру. Только силой! Но это сила иная, конечно. В ней нет зла — ни злобы, ни страха. Это иная сила. Иного порядка. Она не подавляет. И корень мне об этом говорил, об этом. Эта сила и меня ломает по-тихоньку. И меня вывернет как захочет. Я только смиренно этого жду. Надеюсь на милость, хоть и не верю. Очень хотелось бы верить, но не могу; не верю.
Прощай, Волкявичяу. Опять я не спросил тебя про отца. Как буд-то боюсь узнать что-то… некомплементарное. Но сейчас-то чего бояться? Я же знаю… я многое теперь знаю, а всё равно боюсь. Эх, в другой раз! Прощай, Волкявичяу! Висо геряусё тау!»
Группа котов так и не дошла до причала. Остановились, ждут. «Кого ждут-то? Не уж-то меня?»
«Видать, дозор их местный.»
Заяц встряхнул тяжёлый свой портфель, поправил рога (это стало привычкой), направился к деревне. Коты остановили его. Главный (в шляпе с пером) обратился:
Кот: Мяу мяу, ты кто такой будешь?
Заяц: Я-тала? Я талалай красный.
Кот: Кто? Кто?! Это кто?
Заяц: Это я-тала.
Кот: А что ты, мя-мя-мяу, делал с волком на плоту, а-мяу?
Заяц: Плыли талала, плыли! Из далёка плыли!
Кот: А как ты с ним связан, а-мяу?
Заяц: Плотом связан. Больше ничем-тала.
Кот: Попутчик, а-мя-мяу? Подсел, мяу?
Заяц: Так точно!
Кот: Куда теперь, мя мяу?
Заяц: К великому учителю Ориксу я-тала иду издалёка.
Кот: Так ты это, мя-мя-мяу… монах, мяу?
Заяц: Монах-тала. Монах!
Кот: А что, мяу, в этом… в портфеле твоём? А-мяу?
Заяц: Поесть-тала, попить-тала. А так-то я корни везу для козлов.
Кот: Что за корни?
Заяц: Женьшень, полезный-тала! Лучший-тала!
Кот: И что? Помогает, а-мяу?
Заяц: От чего-тала?
Кот: Ну это, мяу… в делах!
Заяц: Помогает, конечно! Надо?
Кот: (Смутился, забурчал.) Мне, мяу?! Мне не надо. Но ты покажи, мяу! Покажи!
Пришлось снять портфель и показать его содержимое — заяц сам его ещё не видел, оттого немного волновался. Оказалось всё так, как и говорил Волкявичюс: еда, самогон, записки и килограмм 30 корней. («Корешки-то как камни тяжёлые!») Кот пошерудил лапой, принюхался, покривился, махнул и отпустил.
Кот: Больше, мяу, не задерживаю. Пока.
«Пока?! Это он попрощался или предупредил? Может волк и прав. Может и в самом деле лучше тут не останавливаться? Сразу до ворот и по полям? Но в ночь идти? Не очень хочется. Хорошо бы где-то переночевать. А завтра с утра уже в путь. Часов за 16 доберусь до границы, а там переночую на станции.»
Деревня, как это говорили раньше, «умещалась на ладони». Два рядка домов, площадь с деревянным изваянием какого-то кошачьего лидера, перекрёсток мало стоптанных дорог. Грибы кругом, большие подорожники, червяки длинною с ногу. «Сонно. Сонно и скучно. Тем лучше для меня.»
Заяц без труда нашёл единственную в деревне таверну и гостиницу. Мест свободных не нашлось, а вот выпить предложили тут же. Заяц объяснил, что не имеет денег, но везёт с собой «важные корни» — за них козлы заплатят ему золотом. Хозяин таверны предложил зайцу поговорить с заезжим торговцем — «вон он, там сидит, пьянчуга, мя-мя-мяу!». Заяц последовал совету хозяина, разговорился с пьянчугой-торговцем, так же предложившим ему выпивку, но за его (пьянчуги) счёт. Заяц не отказался.
Разговорились с торговцем. Корни его не заинтересовали, но пару килограмм за умеренную цену он таки взял. Теперь у зайца были какие-то деньги. Можно было у кого-нибудь остановиться на ночь. Но торговец не отпускал его — хотел говорить. Наливал и наливал вино своё стаканами — популярное в здешних местах пойло, дешёвое и сердитое.
Торговец много где бывал и многое знал. Что-то он в самом деле слышал, что-то другое сочинял бездарно. Мифы и реальность у него сплетались как в песнях бардовских. Ради красивых форм логики он не жалел. Тем не менее, кое-что о раздолье зайцу показалось свежим и интересным:
Торговец: Интересуешься раздольем, мя-мя-мяу? Тоже революцию хочешь, а-мяу?! Не советую! Крайне нестабильная получается конструкция. Мне кажется, мяу, что никто в неё не верит. И деньги их не признают. Вот царский золотой до сих пор представляет большую ценность. И я тебя уверяю, мяу, что так оно и дальше будет! А эти, раздольерцы-переделкины, говорят, что деньги вообще ненужны! Это как, мя-мя-мяу, ненужны деньги? А торговать как без денег? А они вот щас возьмут и билетов напечатают! Мол, по ним, мяу, распределят всё честно! Знаешь, как в театре билеты: купил билет на ряд и кресло, и разрешили, мяу, зайти. Что же они? Так в магазины свои пускать будут по билету? А мне это зачем? Вот продал я своё барахло-барахлишко, и что я получил взамен, а-мяу? Билетов пачку? Куда мне с ними? Вот здесь они мне, мяу, куда? Что остаётся? Остаётся мена! Бартер! Но он же запрещён, мя-мя-мяу! Меня ж поймали и выслали! Прям за шкирбон да наверх, мя-мяу! Сапогом под зад мой тощий! А-мяу, каково? Скажи ещё спасибо, что не растреляли, мя-мя-мяу, ага! Как торговать со страной, отрицающей деньги как инструмент торговли!? Или что? Торговать совсем ненадо?! Ну как, мяу?! И это же… свобода, да?! Где тут раздолье? Где обещанные плюшки, мяу?
