выбор был небогат – либо блуждать до утра, рискуя вновь и вновь наталкиваться на здешних обитателей, либо затаиться где-нибудь до рассвета. Вот только где? Там, впереди, вроде бы чернеет лес. Но если он окажется столь же странным, оживет? Очертить нательным крестом круг, произнеся старинное: «Бог в черте, черт за чертой»? А если на всю здешнюю нечисть не подействует? Кусты-осьминоги ничуть не испугались серебра, значит, к нечисти не относятся…
И все же не стоило рассиживаться посреди голого поля. Судя по темным пятнам над горизонтом, зиявшим посреди звездной россыпи, там то ли горы, то ли холмы – осмотреться, может, река и недалеко…
Подкрепившись как следует и выкурив пару сигарет, он со вздохом поднялся и не спеша направился в сторону далекого леса. Светло было – хоть газету читай, за Сварогом послушно скользила длинная черная тень, ныряя в ямки, изламываясь на бугорках.
Первый скелет он обнаружил шагов через сто – голый, не обремененный остатками одежды или оружием. Он не бродил по долине и не торчал на ногах, неведомо какими силами подпираемый, – смирнехонько лежал, щерясь в ночные небеса, как приличному скелету и положено. Сварог постоял над ним, пытаясь определить, что вызвало безвременную кончину – крепкие, молодые зубы наглядно доказывали, что покойный был в расцвете лег, – но так и не доискался. Все кости целы, не поломаны и не изгрызены, просто скелет, и все тут…
Пройдя еще немного, нашел второй – выглядевший точно так же. И чуть подальше – третий. Все это категорически не нравилось. Что-то же должно было их убить? Или – кто-то… Которая версия предпочтительнее в его положении? Он не знал. Прежнее деление на одушевленное и неодушевленное, сдается, не годилось – как и надлежит в месте вроде Хелльстада…
…Потом он вышел к башне. Вернее, сначала заметил тень – узкий черный язык, протянувшийся ему навстречу по равнине, залитой чуточку нереальным лунным сиянием. Свернул, чтобы обойти слева эту тень, и вскоре разглядел сооружение в виде пирамиды с усеченной верхушкой, высотой уардов десять. По углам площадки, всем четырем, торчали какие-то непонятные, невысокие предметы, и в центре возвышалось что-то, напоминавшее то ли широкий крест, то ли язык пламени.
Птица, разглядел он, подойдя совсем близко. Высокая статуя распростершей крылья птицы. И те, по углам, – тоже птицы, но они сидят, плотно сложив крылья, и, похоже, другой породы, знать бы только, какой…
На площадку вела каменная лестница с высокими ступеньками, выглядевшая целехонькой, как и сложенная из продолговатых каменных блоков пирамида. Сварог в задумчивости постоял у подножия. Самым разумным было бы взобраться наверх и занять оборону – однако трудно оказалось бороться с дурацким убеждением, будто он пребывает в безопасности, лишь двигаясь без устали. Меж тем с точки зрения холодной логики лишь увеличиваешь число подстерегающих тебя опасностей, болтаясь по равнинам и лесам…
Конец колебаниям настал, когда Сварог приметил в отдалении, у кромки леса, перемещение слабо светившихся пятен. Сработал инстинкт – он кошкой взлетел по высоким гладким ступеням, на самый верх, на площадку, окаймленную, как оказалось, невысоким парапетом, не доходившим ему и до колен.
Там было сухо и чисто, площадка выглядела монолитной – нигде не видно хода в глубь пирамиды, люка, проема. Шаги почти не слышны: под ногами, определенно, сплошная кладка без пустот. Пять изваяний, тонкий слой пыли под ногами – и все. Если это что-то вроде кумирни или храма, то в святилище царил довольно-таки аскетичный стиль. А может, в незапамятные времена отсюда унесли все, что можно было унести. Или это гробница, вот только зачем к ней пристроили лестницу? Ну, в конце концов, Мавзолей, с которого вожди принимают парад, мог оказаться вовсе не большевистским изобретением, и патент взят давным-давно под другими звездами…
«Археолог хренов», – одернул себя Сварог. Подошел к парапету и стал высматривать источник свечения. У опушки уже не было никаких огней, но он и не подумал спускаться – пирамида в одночасье показалась родной и обжитой, уходить отсюда уже не тянуло. Он был здесь один, это были его владения… Шагов по десять в длину и ширину, пусть и без крыши. Огромная каменная птица с выветрившейся поверхностью, больше всего походившая на орла – а может, и не орел, – враждебности не проявляла и оживать вроде бы не собиралась. Задрав голову, Сварог разглядывал мощный загнутый клюв и вырезанные с величайшим тщанием перья на груди. Птица была высотой в три человеческих роста, на крыльях виднелись какие-то знаки, не пробудившие в памяти никаких ассоциаций.
Что-то длинно скрежетнуло под каблуком. Нагнувшись, Сварог поднял квадратный кусочек металла с выщербленными краями – с одной стороны половинка обломившейся дужки, на квадратике глубоко выгравирован какой-то знак, напоминающий не руны или Древесный алфавит, а скорее иероглиф с обилием косых черточек, слегка смахивающих на шумерскую клинопись, спиралек и рогулек вроде тех, какими пользуются лозоходцы. Пожав плечами, Сварог бросил пыльную безделку в угол, к парапету, стал разглядывать окрестности.
Если только зрение его не обманывало и Хелльстад не обманывал миражами, далеко на горизонте, там, откуда он пришел (деликатно выражаясь), звезды то и дело пропадали, вновь появлялись, словно их заслоняла размеренно колыхавшаяся полоса. Похоже, оживший лес никак не мог успокоиться. Что-то такое на сей счет было у Шекспира, тамошний лес куда-то отправился семимильными шагами – вот только Сварог совершенно забыл, что это должно было предвещать. Какое-то предсказание определенно имелось. Когда Бирнамский лес пойдет на Дунсиан… И что? А, не стоит ломать голову. Вряд ли здесь работают шекспировские каноны…
Ну вот, наконец. На полночи, далеко-далеко, по земле словно бы протянулся второй Млечный Путь – тускловато-зыбкий поток отражений звезд в неспешно текущей воде. Река. На рассвете достаточно будет еще одного хорошего марш-броска…
У подножия башни послышался чистый высокий звук, похожий на звон гонга, поднялся до самых высоких нот и рассыпался переливами серебряных колокольчиков.
Сварог одним прыжком оказался у парапета. У нижней ступеньки в невысоком куполе бледно-золотистого света стояла обнаженная девушка, глядя ему в глаза, весело, доброжелательно улыбаясь.
Черные волосы спускались до пояса, глаза были зеленые, огромные, на смуглой коже сверкало алыми и зелеными самоцветами затейливое ожерелье из золотых треугольников с подвесками.
Он молча ждал, стоя в тени, отброшенной гигантской птицей. Девушка переступила с ноги на ногу, улыбнулась еще шире и спросила:
– Что ты там делаешь?
– Живу я тут, – сказал Сварог.
– Ты там собрался ночевать?
– Есть такая задумка, – ответил он кратко, сторожа каждое ее движение.
– Там холодно и неуютно. – Ее улыбка стала еще
