Мурад кивнул и сказал:
— В Вендии много зла. Слишком много, чтобы один человек мог исправить все…
— Да, капитан, — раздался голос того самого раненого солдата, которому Конан только что протянул руку, — но пообещай мне, сержант, что, добравшись до Аграпура, ты расскажешь им всем, что тут творится!
ГЛАВА 14. ПРЕДАТЕЛИ И ГЕРОИ
— Пропади она пропадом, вся туранская армия! — недовольно ворчал Конан, трясясь не жесткой скамейке в скрипучем фургоне. — С какой стати квартирмейстеры всучили нам эту развалину, которую тащат чуть живые лошади? Почему нас не посадили на слонов? Пара-тройка этих великанов, без ущерба для себя и с комфортом для нас, проделала бы путь, — пожалуй, не медленнее, чем эти клячи. Багаж бы они тоже унесли. — Киммериец обвел рукой вещи, лежавшие на дне фургона: карликовое дерево в кадке, несколько плетеных кресел и стульев, несколько корзин с экзотическими фруктами и поделками местных мастеров — в основном подарки королю и придворным.
— Эта страсть туранцев к лошадям, — продолжил свою мысль Конан, — в любом, даже самом неподходящем для бедных животных климате, граничит с манией. Что-то подобное я встречал только у кофитов по отношению к овцам.
— Да уж, — задумчиво протянул Юма, — первые легионы туранцев несли страшные потери в кавалерии. Прошло много лет, пока в эти медные головы туранских офицеров вкралась первая мысль о том, что можно использовать и другие способы ведения войны. Наконец-то в штабах дали добро на то, чтобы нанимать местных погонщиков с их обученными слонами. Но избавиться от обузы в виде кавалерии — это уж для них слишком большое волевое усилие. Да ладно тебе переживать. Скажи спасибо, что тебе не подсунули верхового страуса, чтобы побыстрее добраться до Аграпура.
Рассмеявшись, друзья выглянули из фургона. Главная дорога из Венджипура на север извивалась, следуя изгибам широкой реки, текшей навстречу с высоких гор, маячивших впереди на горизонте. Это был знаменитый Холджийский хребет, который можно было миновать, только перебравшись через перевал Касмар.
За хребтом лежало высокое Туранское плато — исконно туранская территория. Путешественникам предстояло трястись в душном фургоне до холма, на котором возвышался форт Тармиш. Там они должны были пересесть на какое-нибудь речное судно, которое могучий поток Ильбарса донесет до самых причалов аграпурского порта, а то и до королевского причала.
Но пока что путешественники еще не пересекли границы Вендии. Дорога извивалась среди рисовых полей, залитых водой. Бесчисленные дамбы и запруды заставляли каждую каплю воды в дельте тысячи раз отработать на полях по пути к заливу. На каждом участке были видны несколько человеческих фигурок — селяне с женами и детьми обрабатывали посевы, стоя по колено в воде и согнувшись чуть не вдвое. Единственным прикрытием от солнца служили им широченные соломенные шляпы. Провожая взглядами скрипящий и дребезжащий армейский фургон, ни один селянин не поприветствовал путников, не выразил своего почтения поклоном… Они просто смотрели вслед фургону с немым неприятием чужаков в глазах.
— Хорошо, что скоро все это окажется позади. — Конан выглянул из-за плеча кучера-вендийца и наткнулся взглядом на сопровождавший фургон эскорт — пять всадников с самим тарифом Джафаром на белом скакуне во главе.
— Далеко не каждый так называемый боевой офицер оказывается действительно готовым к настоящему бою с серьезным противником, будь то в строю или один на один, — издалека начал киммериец. — Ничего, скоро мы выедем из этой страны, где за каждым кустом сидит чей-нибудь шпион или просто добровольный доносчик, а там начнется пустынная глухая местность.
— Ты хочешь вызвать его… — начал Юма, но Конан оборвал его жестом, выразительно поглядев на кучера.
И хотя в начале поездки тот всячески извинялся, что, кроме родного, вендийского, он понимает только несколько слов на ломаном, корявом наречии, используемом во всех туранских колониях, Конан не решался в его присутствии обсуждать с Юмой свои секреты на туранском, единственном общем для обоих приятелей языке. На всякий случай киммериец решил подстраховаться.
— Наш возница, — громко и четко продекламировал он, — не человек, а кусок слоновьего дерьма, впрочем, изрядно подросший. Слон опорожнил желудок прямо в колыбельку. И мамаша, безусловно слабоумная, вырастила это дерьмо, нянча его, как ребенка.
Кучер даже не обернулся, не пошевелил плечами. Ни один мускул его не дрогнул. Стало ясно, что по-турански он и вправду ни в зуб ногой.
— Значит, ты хочешь драться с тарифом? — Юма внимательно посмотрел на кавалерийский эскорт. — А как же его охрана?
— Да, я вызову его, как только мы скроемся из глаз непрошеных свидетелей. Когда он откажется, а ты сам понимаешь, что так и будет, я сообщу ему все свои обвинения и все равно убью его. Охранники — старые волки. Они понимают, что такое честная дуэль, и не станут вмешиваться. А если что, я оставлю их тебе.
— Премного благодарен за оказанное доверие. — Юма окинул взглядом пейзаж, становящийся все более диким, лишенным признаков человеческой деятельности. — А ты уверен, что именно Джафар отдал тот убийственный приказ?
— Да. Он состряпал липовые донесения, действуя по наводке какого-то высшего чина — генерала Аболхассана. Капитан Мурад, конечно, поступил как продажный пес, но раньше он всегда был честным боевым офицером. И он ни за что не стал бы разбрасываться жизнями туранских солдат, выполняя чью-то прихоть. — Конан покачал головой. — Невероятно, но вся эта бойня была, оказывается, затеяна только для того, чтобы уничтожить меня, причем более-менее правдоподобно!
Юма кивнул, не выразив удивления:
— Помнишь, как я предупреждал тебя о том, насколько опасное дело — быть героем? Теперь сам видишь. Да, кстати, меня ведь отпустили с тобой совершенно неожиданно. Похоже, что и моя смерть кому-то понадобилась. Наверняка по дороге на нас готовят покушение.
— Да, и причем на обоих. Кто знает, может быть, Сария оказалась права, оставшись дома. Да, как не хватает Бабрака — или рядом, или там, в форте, защищающего твою спину или твоих близких.
Немного помолчав, отдавая дань уважения мертвым, Юма вернулся к разговору:
— Знаешь, что еще меня волнует в связи с этим подстроенным побоищем? Как ты думаешь, что делал этот проклятый Моджурна так близко к контролируемой нами территории? — Юма нахмурился. — Когда мы нашли его в тот раз, он спустился в далекий, заброшенный храм из еще более дальнего убежища в горах. И сделал он это ради какого-то ритуала, включавшего в себя, помимо прочих прелестей, еще и человеческие жертвоприношения. Так, спрашивается, чего ради он приперся почти под самые стены форта Шинандар? Что он на этот раз затеял?
