картинами, но черты потерявшейся принцессы никак не получались правильными. Он даже не помнил, какими они
должны быть. У Саймона возникло ощущение, будто он пытается создать витражное стекло при помощи цветной воды: образы сливались, все его попытки получались неудачными.
Между тем серое пространство вокруг него начало меняться. Саймон не сразу это заметил, но если бы он находился в своем теле — о чем он внезапно пожалел, — волосы у него на затылке встали бы дыбом и по всему телу побежали бы мурашки. Что-то разделяло с ним пустоту, нечто очень большое. Он ощущал его мощь, но не так, как во время бури, в которую попал во сне, — это существо не было силой, лишенной сознания: от него исходили эманации разума и злобного терпения. Саймон почувствовал, как оно скрупулезно его изучает, так пловец в открытом море понимает, что под ним, в черных глубинах, проплывает огромная рыба с огромными плавниками.
Теперь одиночество Саймона стало внушавшей ужас обнаженностью. Он сопротивлялся, пытаясь войти в контакт с чем-нибудь, способным вытащить его из бесприютной пустоты, чувствовал, как становится меньше от страха и дрожит, точно пламя угасающей свечи, — он не знал, как покинуть это страшное место. Саймон попытался вырваться из жуткого сна, проснуться, но, как в детских кошмарах, ему не удавалось справиться с чарами. Он вошел в сон, не засыпая, — и как же теперь проснуться?
Размытый образ не-Мириамель по-прежнему оставался рядом. Саймон попытался приблизиться к нему, оторваться от огромного медлительного существа, которое его преследовало.
Помогите! — безмолвно закричал он и уловил мерцание узнавания где-то на границе своих мыслей. Саймон потянулся к нему, так жертва кораблекрушения цепляется за деревянный обломок обшивки. Новое присутствие стало немного заметнее, но и существо из пустоты увеличивало собственное могущество, не давая Саймону сбежать. Он почувствовал злобный смех — враг наслаждался безнадежностью его борьбы, но Саймон понимал, что он начал уставать и скоро закончит свою игру. Какая-то убийственная сила окружила его со всех сторон, и ее ледяной холод замораживал все его попытки еще раз дотянуться до далекого присутствия. И все же Саймон до него добрался сквозь бескрайнее пространство сна и вцепился, стараясь не отпустить.
Мириамель? — подумал он, надеясь, что не ошибся, охваченный ужасом при мысли, что может утратить такой непрочный контакт. Кем бы ни была другая сущность, она наконец поняла, что он где-то рядом, но поймавший его враг уже не отступал. Черная тень двигалась сквозь него, уничтожая свет и мысли…
— Сеоман?! — Внезапно он ощутил рядом новое присутствие — и оно не было женским, темным или смертельным. — Иди ко мне, Сеоман! — звал он. — Иди!
Саймон почувствовал прикосновение тепла. Холодная хватка темного существа на миг стала крепче, а затем исчезла — и не из-за того, что оно потерпело поражение, просто ему надоело тратить силы на мелочи, так кошка теряет интерес к мышке, сумевшей забраться под камень. Серое пространство вернулось, все еще лишенное направления, потом начало клубиться, словно облака под порывами сильного ветра, и перед Саймоном появилось лицо с тонкими чертами и глазами, подобными жидкому золоту.
— Джирики!
— Сеоман, — ответил ситхи. У него было встревоженное лицо. — Ты в опасности? Тебе нужна помощь?
— Думаю, сейчас мне уже ничего не грозит. — И в самом деле, он больше не ощущал присутствия жуткого существа. — Что это был за ужас?
— Я точно не знаю, что тебя схватило, но оно не из Наккиги, оказалось, что в мире есть нечто более злое, чем даже мы могли представить. — Несмотря на разъединенность общения на Дороге Снов, Саймон чувствовал, что ситхи внимательно его изучает. — Ты хочешь сказать, что обратился ко мне не по какой-то определенной причине?
— Нет, я не собирался входить с тобой в контакт, — ответил Саймон, который теперь, когда ему больше не грозила опасность, почувствовал смущение. — Я пытался отыскать Мириамель — королевскую дочь. Я тебе о ней рассказывал.
— В одиночку, на Дороге Снов? — В голосе Джирики слышался гнев, смешанный с холодным смехом. — Юный глупец! Если бы я не отдыхал рядом с тем местом, где ты находишься, — рядом мысленно, я имел в виду, — лишь Роща знает, какая судьба тебя ждала бы. — Через несколько мгновений от Джирики повеяло теплом. — И все же я рад, что с тобой все в порядке.
— И я рад тебя видеть. — Так и было. Раньше Саймон не понимал, как сильно ему не хватало спокойного голоса Джирики. — Мы находимся на Скале Прощания — на Сесуад’ре. Элиас послал к нам армию. Ты можешь помочь?
Изящное лицо ситхи помрачнело.
— Я не смогу прийти к вам в ближайшее время, Сеоман. Береги себя. Мой отец Шима’онари умирает.
— Я… я сожалею…
— Он убил пса Нику’а, величайшее животное, когда-либо выросшее на псарнях Наккиги, но получил смертельную рану. Это еще один узел в бесконечном мотке пряжи — еще один долг крови к Утук’ку и… — Он колебался. — И еще: Дома собираются. Когда моего отца наконец заберет Роща, зида’я ступят на тропу войны. — После короткой вспышки гнева ситхи вновь обрел свое обычное спокойствие, но Саймону показалось, что он уловил легкое напряжение и возбуждение.
Саймон почувствовал надежду.
— Вы объединитесь с Джошуа? И будете сражаться рядом с нами?
Джирики нахмурился.
— Я не могу тебе ответить, Сеоман, и не стану давать ложных обещаний. Если все будет так, как хочу я, мы будем воевать и снова ситхи и смертные станут сражаться вместе. Но многие, у кого имеются собственные представления, со мной не согласятся. Мы бессчетные сотни раз танцевали вместе в честь конца года с тех пор, как в последний раз все Дома собирались вместе для военного совета. Взгляни!
Лицо Джирики замерцало и исчезло, и на мгновение Саймон увидел затянутый туманом огромный круг деревьев с серебристыми листьями и высокими, точно башни, стволами. На поляне собралось огромное войско ситхи, сотни бессмертных, закованных в доспехи самых разных форм и цветов, мерцавших в колоннах солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву.
— Смотри. Представители всех Домов пришли в Джао э-Тинукай’и. Здесь Чека’исо Янтарные Локоны, а также Зиньяда из потерянного Кементари, прозванная Госпожа Преданий и Йизаши Серое Копье. Пришел даже Каройи, Высокий Всадник, который не появлялся в Доме Ежегодного танца со времен Ши’ики и Сендиту. Все вернулись, и мы будем сражаться как единый народ, чего не случалось со времени падения Асу’а. Смерть Амерасу и жертва моего отца не будут напрасными.
Войско в доспехах потускнело, и Саймон вновь увидел Джирики.
— Я не располагаю всей полнотой власти, чтобы повести наши силы, — продолжал ситхи, — и у нас, зида’я, есть множество других обязательств. Я не могу
